Мы молча вернулись к остальным и пошли дальше. Слева, в километре от нас, стреляли. Стрельба теперь непрерывно сопровождала нас. А мы шли спокойно и молчали, словно это нас вовсе и не касалось, словно мы находились в некоем абсолютно мирном краю. «Люди слишком измучены и устали, чтоб еще волноваться», — подумал я.
— Отставшего оставим! — мягко, как предупреждение, произнес Минер. Он хотел еще крепче соединить нас, и в его голосе слышалась решительная нота.
Мы взяли немного правее того пути, по которому в ночь перед боем спускалась бригада. Меня захватили воспоминания. На миг сквозь ветки пробилось солнце, но вскоре мы опять углубились в чащу, словно провалились в тьму туннеля. Какое-то неясное предчувствие томило меня. Казалось, что-то должно произойти. Да и Минер стал намного осторожнее, ведя нас па восток по темному и жаркому лесному туннелю с зеленым сводом.
Мы шагали с трудом, еле передвигая ноги. Нас мучил голод. Я готов был сожрать целого барана или хотя бы остаток кукурузы, которую несла Рябая. Опа бережет эти зерна. И как это у нее хватает терпения? «В конце концов, это глупо, — убеждал я себя. — Почему бы и не съесть их?»
И вдруг вспомнил, что в тот вечер, когда роты последний раз начинали марш, я сунул в карман штанов мясо. Завернутое в бумагу, оно так и лежало в моем кармане. Мясо посинело и неприятно пахло, но червей на нем не было. Я обрадовался и стал делить его. Странно, почему я не вспомнил о нем раньше? А ведь умирал с голоду! Почему? Кругом была смерть, вот и позабыл.
— Остаток спрячь, — сказал Минер. — На другой раз.
— К черту! — ответил я. — Вот и наемся.
Тогда Минер взял у меня кусок мяса и завернул в бумагу, предварительно переложив его черемшой.
— Так меньше вонять будет. — С этими словами он протянул сверток Рябой.
Та бережно взяла мясо, уложила в сумку и тщательно застегнула ее. Только теперь я заметил, что девушка волочит правую ногу.
— Тебя ранили? — спросил я.
— Да, при отступлении.
— Что за рана?
— Кость не затронуло.
— Когда делала перевязку?
— Вчера вечером. Только нечем обработать. Подорожник прикладываю. Старик меня научил…
Молча шагаем дальше. Минер вместе с Судейским ушли вперед, в разведку.
— Ступай сзади! — приказал мне Минер. — Оглядывайся, не идет ли кто следом.
Оглядываться было неприятно. Ветер шевелил кусты, и я то и дело останавливался. Потом приходилось тратить немало сил, чтобы догнать ушедших. Старик плелся, тяжело дыша. Девушка, превозмогая боль, старалась держаться невозмутимо. Лишь однажды я заметил, как исказилось от боли ее лицо, но, перехватив мой взгляд, Рябая сделала вид, будто ничего не случилось.
Километра через четыре я догнал Минера.
— Устали? — спросил он.
— Да.
— Путь у нас долгий…
— Наверстаем, когда спадет жара.
Минер ничего не ответил и продолжал шагать. Наконец он выбрал для стоянки надежное место.
— Тишину не нарушать! — приказал он.
Я понимал, что рано или поздно мы натолкнемся на немецкий патруль, один из тех, что прочесывают лес между биваками. Ведь немцы растянулись вдоль дороги на много километров вперед.
— Долго задерживаться опасно, — заметил Судейский.
— Все сейчас опасно, — отозвался Минер. — И все же я надеюсь, что мы выберемся. Это как в сказке об осле и льве.
— Что за сказка? — спросил старик.
Лицо Минера озарилось улыбкой, словно солнце выглянуло из-за туч.
— А вот какая. Лев больше всего на свете любил ослиное мясо. Увидел он однажды отличного осла и от радости так сильно разбежался, что перепрыгнул его, только спину чуть когтями задел. И пришлось льву не солоно хлебавши отправиться восвояси.
— А почему он не вернулся? — спросил старик.
— Лев — гордый и не любит возвращаться к своим жертвам, — ответил Минер. В голосе его мне послышалась насмешка.
— Ничего сказка! — заметил старик.
— Ты думаешь, немцы спешат в Италию? спросил Судейский.
— То, что думаю, оставлю при себе. Впрочем, бывают случаи, когда лев оказывается не слишком гордым.
— Спешат? Но это не мешает им все истреблять на своем пути, — вставил я.
— Не мешает. Они чувствуют себя уверенно! — произнес Судейский.
— Но мы не позволим истребить нас, — решительно сказал Минер.
— Воля божья, — вмешался старик.
Так-то оно так, — ответил Минер. — Но лучше бы отдохнуть. Бог не любит усталых людей…
— У тебя одышка? — спросил я старика.