Мне пришла в голову мысль: — Если фрагменты Колосса почти целы, почему его не восстановили после падения? Неужели нельзя было собрать его заново?
— Эта идея обсуждалась, — сказал Посидоний. — Некоторые хотели восстановить Колосс. Другие предлагали переплавить разрушенную статую, а бронзу использовать заново или продать, поскольку землетрясение нанесло значительный ущерб всему Родосу, и для восстановления требовались деньги и материалы. Чтобы решить этот вопрос в Дельфы была отправлена делегация.
— И что постановил оракул Аполлона? — спросил я.
— Что Колосс вообще никогда не следует восстанавливать, и то, что его обломки должны оставаться там, где они лежат, и их нельзя тревожить. Как это часто бывает с оракулами, ответ вызвал разногласия и не удовлетворил ни одну из сторон. Однако в этом все равно проявилась мудрость Аполлона, ибо этот Колосс лежит здесь до сих пор, даже через двести лет после того, как он был создан, и он столь же знаменит сейчас, как и тогда, когда стоял на ногах, и Родос им гордится, несмотря на его разрушенное состояние.
Немного обойдя колено Колосса, я внезапно оказался лицом к лицу с гениталиями статуи, мошонкой и фаллосом, увенчанными стилизованными завитками волос. В своем первоначальном контексте эти части, без сомнения, имели разумные пропорции, но теперь они вызывали некоторое недоумение. Антипатр громко рассмеялся при виде этого зрелища, но тоже остановился, чтобы прикоснуться к фаллосу на удачу. Многие экскурсанты, по-видимому, делали то же самое, потому что бронза в этом месте блестела ярче, чем где-либо еще.
Пройдя дальше, мы подошли к огромному лицу, которое я увидел с корабля в тот вечер, когда мы прибыли, с вытаращенным глазом. Из волос скульптуры на макушке сияла корона из солнечных лучей. Некоторые из них были согнуты, а некоторые полностью сломаны, но пара была цела и торчала, как гигантские наконечники копий.
Массивный каменный пьедестал, к которому все еще были прикреплены ноги, сам по себе был такой же высокий, как любое многоквартирное здание в Риме. У его основания на огромной бронзовой табличке, такими крупными буквами, что их можно было прочитать с кораблей в гавани, было написано стихотворное посвящение. Антипатр увидел, как я произношу слова, мое умение читать по-гречески отставало от умения говорить на нем, и начал читать строки гулким голосом с такой убежденностью, как будто он сам сочинил их:
— О Гелиос, мы возносим твой образ прославляя тебя.
Твоя корона сделана из военной добычи.
Смрад войны низвергнут твоим светом.
С твоим благословением мы выиграли бой.
И народ Родоса теперь горд и свободен.
И суша и море теперь принадлежат нам.
Посидоний и я зааплодировали чтецу, а Антипатр поклонился.
— Теперь, когда вы своими глазами увидели останки Колосса, — сказал Посидоний, — можете ли вы представить, как он выглядел, когда был целым?
Я, уперев руки в бока, посмотрел вверх, пытаясь представить себе статую, возвышающуюся надо мной: — Похоже, что Гелиос был обнаженным, если не считать скудного плаща, накинутого на одно плечо, а так как среди бронзовых руин можно увидеть складки его одежды, но они довольно скудные и не могли скрыть многого. Он стоял, слегка выставив одну ногу вперед, а другую назад, согнув колено. Одна его рука была опущена, и в ней он держал факел. Другая рука была поднята, а ладонь раскрыта для приветствия прибывающих кораблей.
— Можно ли сказать, что он был красивым?
— Ну да, я полагаю, но нос у него довольно длинный. Вероятно, все лицо было немного удлинено, чтобы компенсировать ракурс при взгляде снизу, а черты лица были немного преувеличены, чтобы придать лицу больше характерных черт, если смотреть с большого расстояния.
— Очень хорошо, Гордиан! — сказал Антипатр. — Я не припомню, чтобы когда-нибудь учил тебя основам перспективы.
Я пожал плечами: — Это вполне объяснимо. Или, возможно, у живой модели Чареса просто был длинный нос и выпуклые скулы.
Посидоний улыбнулся: — Антипатр сказал мне, что ты весьма наблюдательный молодой человек, и так оно и есть. Значит, ты внимательно рассмотрел лицо и все остальное тело?
— Вроде бы, да.
— Отлично. Постарайся сохранить в памяти образ этого лица, когда мы вернемся домой.
Эта просьба казалась ненужной; увидев Колосса с близкого расстояния, его уже нельзя было забыть? Но, чтобы угодить хозяину, я долго и пристально вглядывался в лицо поверженного Колосса.
* * *