А сколько я всего увидел! Этого не забыть. Пришлось заботиться о двух пацанах, вроде справился. Вон они на броне едут целые и невредимые. Теперь вот узнал, что скоро у меня будет сын. Почему-то я сразу был уверен, что родится мальчик.
Да, насыщенная получилась неделя. А что впереди? Война еще не кончилась... Но жизнь продолжается!
Максим Андреев. Выживальщик. Нижегородская область
Они ели рис с изюмом и запивали его киселем, когда в избу вломился пьяный Рустэм.
За его спиной маячила Ольга. Как всегда - высокая, стройная, фигуристая в своем немецком камуфляже. Только шикарной волны каштановых волос больше не было - лысую ее голову прикрывала только кепка болотного цвета.
- Сидите? Жрете? - поднял карабин Рустэм. Его слегка пошатывало. - Я вас на пост, между прочим, поставил. А вы сбежали!
- Ой, Русичек, ты сядь-ко, помяни Антипа-то, - встрепенулась баба Дуся.
- Сядь, карга старая! Поминки... Я сейчас вам устрою поминки!
- Рус, не кричи! - привстала было Маша.
- Сидеть! - рявкнул Командир.
В избе повисла мертвая тишина. Только ходики стучали. Тик. Так. Так-тик. Тики-таки, таки-тик...
- Кого хороним? Меня хороним? Я вам не Пушкин, чтобы меня хоронить!
- Господь с тобой, Рустэмчик! Чаво ж тобя-та? Антипа мы закопали! Антипа! - всплеснула руками баба Дуся. - Глаша вона отпевала сёдни с Манефой, твои ж помогали, спасибо им, да ты сядь, Рустамушка, сядь-присядь, помяни деда...
- Я? - пьяно посмотрел на нее парень
- Сидь, внучок, сидь, лады ли на ногах стояти, калды вона горе како?
Рустэм кивнул, подтащил ногой табуретку, потом выдохнул мощным перегаром и запустил руку в миску с квашеной капустой.
- Накось, накось... - старуха по имени Глафира взяла сухонькими руками бутыль с самогоном и плеснула ему в эмалированную кружку. - Помяни Антипа, царствие ему небесное...
- Слышь... Старая! А ты меня помянешь, когда мой срок придет? - тяжело посмотрел он на бабку. Изо рта его падали капустные крошки и повисали на подросшей за неделю бороде.
- Да Господь с тобой! - замахала руками старуха - Коль сдыхать собрался, ли чо? Молод еще, да вона басок сколь! Девки, небось, сохнут, а ты в яму-тоть зыришь! Аль захирял, чо ли? Дык я тобе баню стоплю...
- Не дребезжи! - рявкнул Рустэм. И ударил кулаком по столу. Потом обвел взглядом и старух, и Макса с Машей. Ольга же безмолвной статуей стояла в дверях, привалясь к косяку.
Баба Дуся и баба Глаша молча сидели, смотря на свои изувеченные долгой крестьянской работой руки, и перебирали ситцевые фартучки. Максу вдруг подумалось, что эти пальцы - узловатые, белые, старые - живут какой-то отдельной жизнью. Они, эти пальцы, привыкли работать и ни минуты не могли оставаться без дела. Им надо было что-то делать...
А баба Маня смотрела в потолок и чего-то шептала.
- Эй, старая! Молишься? - крикнул ей Рустэм, продолжая жрать. Рассол капал с его подбородка.
- Глухая она, внучок, - не подымая глаз, ответила ему баба Дуся.
- Ааа... Плесни-ка киселю! - он взял кружку, отхлебнул глоток и тут же выплюнул розовый кисель на пол. - Не сладкий, бляха муха. Что сахару-то пожалели, старые?
- Дык, нетути... - пожала плечами Евдокия. Она так и сидела, опустив взгляд в пол.
"Вот так она и... Всю жизнь...", - вдруг подумал Макс. И по сердцу острым ножом пронеслась жалость к этой бабушке.
- Дам я вам сахару, - неожиданно сказал Рустэм. И икнул. Потом еще раз икнул. - Только с одним условием. Кисель мне нормальный сварите.
Тик. Так. Так-тик. Тики-так, таки-тик.
- Подъем! - скомандовал он Маше и Максу. - Дело есть.
Ольга так и стояла в дверях, цепко разглядывая всех. Когда Рустэм поднялся, уронив табуретку и сам едва не упав, она подхватила его за локоть.
Макс, было, начал приподыматься, но Маша остановила его.
- Зачем?
- Не бойся, Маша! Я - Дубровский, - ухмыльнулся в ответ Рустэм.
Макс с Машей переглянулись.
Рустэм достал из кобуры ствол. Какой-то незнакомый, не "Наганыч" и не "Макарыч".
- Убивать начну. Со старух...
- Ой, лихо како... - пробормотала баба Дуся и ткнула сухоньким кулачком себе в безгубый рот. Следом за ней этот жест повторила и баба Глаша. Баба Маня продолжала что-то шептать и креститься.
Макс встал. За ним встала и Маша.
Затем они вышли на крыльцо. Было уже темно, только звезды кололись острыми лучами да месяц щербато улыбался. Бездонная мгла смотрела на четырех выживальщиков.