— Всё нормально, Кукла. Заботься о малыше!
— Я не отпущу тебя с пустыми руками, — она одарила меня свёртком с продуктами, дала взаймы одеяло и электрический чайник, а Рысек, муж Куклы, отвёз меня на пепелище дома Дедушки.
Тем временем Дедушка обустроился в уцелевшем помещении для инвентаря. Многие годы здесь находился обтянутый матрац от старого топчана. Когда с него смели паутину и положили горизонтально, он превратился в более‑менее сносное место для лежания и спанья. Кардинал принёс туристическую кровать из алюминиевых трубок, два спальных мешка, конфорку с газовым баллоном и котелок.
— Это не из добычи, куплено честно, за деньги, — пробормотал он себе в бороду, хмуро глядя на меня. Это должно было означать, что вещи не краденые и получены не от продавца краденого, а из магазина. Кардинал, хоть и не говорил этого прямо, считал меня позором семьи и чужачкой. Я предала своё окружение.
Дедушка вообще не хотел слышать о том, чтобы оставить пожарище, с чем я не посчиталась, обратившись за помощью к Кукле. Теперь он заявил об этом категорически. Он никуда отсюда не двинется. Есть вода, электричество и начало июня.
— Несколько дней и ты здесь прожить сможешь. После похорон вернёшься к себе. У тебя своя жизнь. Если не найду себе чего-нибудь более тёплого, перезимую у тебя, но на всё лето останусь здесь и больше давай к этому не возвращаться.
— Дедушка, ты хочешь найти золото Нонны, — я наконец догадалась о причине его неуступчивости.
— Конечно. Теперь оно моё и твоё.
— Я отказываюсь от своей доли.
— Посмотрим, что ты скажешь, когда я его отыщу.
— Никогда мне об этом не говори. Поклянись!
— Не доверяешь себе?
— Не доверяю. И запомни: если не желаешь мне зла — ни слова Волку!
— Ты не доверяешь ему.
— Человек слаб, Дедушка.
Новое «я» Волка было све́жее, как молодая кожа на обожжённом теле. Необходимо было оберегать его от искушений. Он или построит свой дом, или нет, но дом за краденые деньги стал бы для него окончательным поражением.
Нонна, любившая многолюдное общество, старалась не привлекать к себе внимания. За катафалком шли трое. Дедушка, Кардинал и я. Только те, кто на самом деле её любил.
— Куница, прежде чем уедешь, встреться с певицей. Попробуй разведать, ищет ли она Кубышку. Тебе нужно знать, как с этим дела. Наверняка тебя ещё будут допрашивать, — сказал Дедушка.
— У неё есть право отказаться от дачи показаний, — вмешался вдруг Кардинал.
— Я не просил у тебя совета! — разозлился Дедушка.
Мне не пришло в голову искать причину их разногласия, как и доискиваться скрытого смысла в замечании Кардинала.
— Мне тоже может понадобиться наводка от артистки. Не обойдётся без базара с легавыми, но лучше их против себя не настраивать, потому что от них мне ещё получать ксиву для страхкомпании.
Я пошла к Виктории.
Вера приняла меня холодно, как назойливого человека. Она нисколько не изменилась, всё так же была подвержена утренним депрессиям, невротическим размышлениям, во время которых мелкие неприятности вырастали до размеров катастрофы. С такой же силой терзали воспоминания о собственных и причинённых другим обидах, унижениях и поражениях, испытанных как вчера, так и сорок лет назад. Это всё окружало, было свежим и болело, как обнажённый нерв.
В начале дня её следовало бы избегать, но у меня не было выбора. Только в это время её было можно застать.
— Ну чего вы ко мне зачастили! Недавно была твоя мать.
— Моя мать? Как она выглядела?
Вера описала Нонну в её глянцевой, выходной ипостаси.
— Зачем она к вам приходила?
— Облить грязью Мартина. Сухой нитки на нём не оставила. Называла его Кубышкой и хотя её никто не просил, рассказывала, какие он совершал преступления. Якобы он смылся в Париж, потому что у него земля начала гореть под ногами.
— Она представилась моей матерью?
— Да. «Я мать Мустелы», — так она сказала. — Она очень тобой гордилась, очень хвалила. Ты будто бы зарабатываешь много денег и очень хорошая дочь. А скоро должна выйти замуж за богатого парня, резчика по дереву, у которого хозяйство и дом над Озером.
Я так и остолбенела. Лишь глубоко в сознании взрывались факты: Нонна — самая лучшая куница в городе, гостиничная крыса, предметы, украденные у Веры, вместе с вырезками рецензий, иллюстрированных её фотографиями в костюмах для оперных представлений, с её сценическим именем.
В серой папке, путешествующей вместе со мной из Дома в Дом, самом настоящем горбу дромадера, находилось и такое врачебное заключение: ребёнок очень молодой матери. И слова Нонны: «Ты так её ненавидишь? Ведь она тебя выпустила на свет, дала тебе жизнь, снабдила дорогим украшением». И недавнее заявление Кардинала: «У неё есть право отказаться от дачи показаний». И злость Дедушки на него, несоразмерная с невинным замечанием.