— И несовершеннолетним выносят более мягкие приговоры, — подчёркивал Дедушка.
— Запомни! Ни в коем случае не верь, если скажут, что кто‑то уже признался, и не придавай значения тому, что я буду говорить на суде в твоём присутствии, даже если тебе это не понравится. Доверься мне! Я сделаю всё, чтобы тебя вытащить.
Слово Нонны свято. И Куница молчит, либо всё отрицает — потому что не может совсем уж не реагировать на вопросы. Кунице тринадцать лет, она закоренелый преступник, болезненно хитрый подросток и инфантильное создание. Из одних противоречий состоит Куница, поэтому охотно рассказывает о себе, но немедленно теряет дар речи, когда спрашивают о Нонне. Страшно тоскует по ней и по Дедушке, и питает безосновательную надежду, что суд возвратит её Нонне.
Дело‑то ведь не стоит и выеденного яйца: она же только зашла в чужой дом. Ей нечего предъявить — повезло, что ничего не успела взять. Если бы не порезанная рука и кровь на подоконнике, хрен бы они что узнали. Куница верит, что остальные её похождения останутся неизвестными.
— С кем ты была?
— Ни с кем. Сама для прикола влезла.
— Врёшь.
Куницу, которой казалось, что на своём мастерстве она собаку съела, выдала электроника, о которой она до сих пор знала, что это глаз камеры, отмеченный Кубышкой, под которым следовало проползти, чтобы не попасть в поле зрения, а потом сделать так, чтобы оно отключилось, что значило повернуть выключатель, также обозначенный в плане.
А здесь электроника свидетельствует против Куницы!
Где‑то на прутьях решётки оставленный волос, частицы кожи после царапины, на которую она даже внимания не обратила, нитка, вытянутая из платья, отпечаток зубов на плитке шоколада, найденной и надкушенной на работе, отпечаток кеда на влажной земле или комочек грязи на паркете отмечают путешествие Куницы по чужим жилищам.
Всё тщательно собиралось, подвергалось микроскопическому анализу, и теперь судья папками, полными документальных подтверждений деятельности Куницы, методично разваливает её защиту.
— Я не была там, — Куница упрямо противоречит сговору оптики с электроникой.
Сражается с правосудием из чистой ненависти, потому что уже поняла, что её никогда не отдадут Нонне. Ненавидит судью — олицетворение враждебного мира, отобравшего у неё единственных друзей, мира, в котором она снова будет представлена самой себе. И она уже не учтивый ребёнок, она в отчаянии, потеряла надежду и идёт до последнего. Ей терять уже нечего, так что и подлизываться не имеет смысла.
Исправительный дом? И это всё, на что они оказались способны? Очередной Дом! Она должна испугаться Дома? Всю её жизнь с ней только и делали, что передавали из Дома в Дом. Как посылку с неправильным адресом. Этот, исправительный, на долго ли? Да хотя бы и на долго — Куница сумеет сбежать из любого Дома.
Нонну Куница видит только на судебном заседании.
Нонна сначала просит суд, чтобы ей вернули этого ребёнка, и у Куницы сердце замирает от глубокой признательности.
— Я необразованная, одинокая женщина. Муж меня бросил, — тянет своё Нонна и действительно выглядит одинокой и необразованной. Одета неброско, без макияжа, волосы гладко зачёсаны, само воплощение скромности и всех женских добродетелей.
Приютила беспризорную девочку, не зная, что она убежала из Дома. Отправила её в школу. Правда, училась плохо — может быть, у неё не хватает способностей. Неправда, не потакала ей во всём и не знает, откуда взялись эти сто девятнадцать прогулов занятий. Это злобный наговор учителей, которые крест поставили на неспособной ученице и хотели от неё избавиться, потому что портила им показатели.
Окружение?
Правда. Дедушка отбывал срок, но ведь это уже в прошлом. Не повезло — сожитель бездельник, тоже в своё время сидел, зачем отрицать. Но почему она должна страдать за их прошлое, ведь у нас нет коллективной ответственности? Она не разбойник, не скупщик краденого. Ведь проводилось расследование, проверки. Ничего не нашли, потому что ничего и не могло быть найдено. Её добровольное выступление на этом заседании в качестве свидетеля уже характеризует её с лучшей стороны.
— Я люблю этого ребёнка, высокий суд! — кричит в слезах Нонна, завершая игру перед единственным благодарным зрителем — Куницей.
— Я никогда не брала чужого, Нонна! — кричит Куница.
Этим она сообщает подруге о своей неустанной борьбе, о неутраченной верности, когда по требованию суда та покидает зал. А женщине в чёрной тоге не позавидуешь — она потрясена твёрдостью Куницы и должна принять нелёгкое решение.
Нонну нельзя ни в чём обвинить, нельзя и отдать Куницу под её опеку, хотя для несчастной Куницы Нонна — единственная отрада в мире. Выбрать следует наименьшее зло. Исправительный дом.