На следующий день, то есть 21 июля, мы забросили рацию и продукты к конечному пункту маршрута этого отряда, а 22-го высадили его участников у достопамятного ледника 14 июля, где на берег сошли А. Жоффрэ, Т. Руж и В. И. Михалев с санями и всем необходимым. Снимок нашей шлюпки с интернациональным экипажем спустя несколько лет я встретил в книге Ш. П. Пеги, подпись гласила: «Морские силы поддержки».
После высадки мы тут же перешли в Английскую бухту к тому лагерю, который весь поголовно спал, а мы не стали тревожить. На этот раз встретились с его обитателями — геологами из Кембриджа. К сожалению, никого из прежних знакомых. Англичане рассказали нам о таинственных посетителях (не инопланетяне ли?!), а мы в ответ показали им подошвы своих сапог.
Помогли англичанам перебазироваться в нужный им район. (На Шпицбергене старые добрые полярные традиции доброжелательного отношения к своим зарубежным коллегам, готовности прийти друг другу на помощь особенно крепки...)
Кстати, англичане показали нам неизвестные могилы, а французы в Ню-Олесунне рассказывали о русском кресте, который они видели еще в 1965 году. Могилы я нашел, креста уже нет, зато есть типичный русский кирпич, так что можно нанести на карту еще один объект, представляющий несомненный интерес для археологов и историков. Англичане показали аэрофотосъемку, выполненную норвежцами в прошлом году. Пригодится.
В последующие дни мы с огромным напряжением сил вели наблюдения за горными ледниками от Английской бухты и до Санкт-Юнс-фьорда. Погода оставалась вполне приличной, и наших сил хватило на все, включая преодоление незапланированных трудностей. 27 июля мы пришли своим ходом в Баренцбург.
Главный результат нашего северного маршрута — получены необходимые данные для оценки изменений ледников северо-западного района с начала века. Судя по результатам моей беседы с главным держателем картометрической информации в Норвежском полярном институте У. Листолем, норвежцы к этой проблеме не подступались.
В Баренцбурге узнаем: судно выходит завтра. Арктика позвала нас, и мы с готовностью откликнулись на этот зов.
Южный маршрут начался без какой-либо оперативной паузы. 28 июля нас выгрузили со шлюпкой в заливе Решёрш. Сплошной туман. Вышли в эфир — нас не слышат. Пытаемся найти из лагеря следы зимовки М. А. Рындина, обеспечивавшего поход русской эскадры В. Я. Чичагова на Шпицберген в 1765 и 1766 годах, — ни намека на них... Да, явно неудачное начало.
Еще в Баренцбурге Михалев рассказал нам о том, как прошла совместная с французскими гляциологами работа и какие данные были тогда получены. Эти данные хорошо подкрепляют его собственные наблюдения на ледниковом плато Хольтедаля в прошлом году.
После высадки со шлюпки 22 июля франко-советского отряда события развивались так. В первом же переходе был достигнут перевал между ледником и ледниковым плато Изаксена, причем по пути сняли отсчеты по рейкам, установленным А. Жоффрэ на леднике год назад. За это время погода испортилась, опустилась облачность, шел мокрый снег. Заночевали на перевале. На следующий день спустились на ледниковое плато, где отрыли шурф, со дна которого провели бурение до глубины двенадцати с половиной метров. Наблюдения показали, что со времени экспедиции X. В. Альмана существенных изменений здесь не произошло, но величина питания была им сильно занижена. На шестидесятикилометровый маршрут ушло пять суток, и 27 июля его участники были сняты шлюпкой у края ледника Конгс. Молодцы ребята, жалею, что меня там не было.
Для нас первые дни в заливе Решёрш запомнились звуками: плеском волн, потрескиванием костра, шумом ветра, стуком дождя по брезенту, криками чаек и изредка тяжкими обвалами айсбергов — все, что осталось нам от большого мира, от которого мы были отрезаны промозглым клейстером тумана. А первый день августа заставил вспомнить А. С. Пушкина:
Снег завалил окрестные горы. Мы перешли в бухту Бурбон, а затем стали лагерем у южной морены ледника Натхорста. За девять дней маршрута — два с глухим туманом и неделя с бурным ветром и волнением, не считая дождя и снега. Настроение соответствует результатам, то есть плохое. Оно у меня несколько улучшилось, когда я обнаружил в бухте Ингебрехтсен следы ещё одной русской стоянки, которую, кстати, не назвал X. Нойс. Стоянка, очевидно, молодая, наряду со слюдой встречается стекло. А вот веретено и кусочки амальгамы, осыпавшейся с зеркала, наводят на мысль о том, что здесь была женщина.