Вот и край Уверса, пора за дело, и я стараюсь перекричать гул мотора: «Юра, приготовиться! Старт!» И намного позднее пилотам: «Приготовиться к повороту влево...»
Буквально протискиваемся среди скальных громад в долину ледника Конгсвеген, которая образует каменный коридор в нужном нам направлении. И название у ледника подходящее — Королевская дорога, гони напрямую — не ошибешься. Все-таки на всякий случай фиксируем ориентиры. Проходим на левом траверзе Три короны, группу из трех удивительных вершин, которые ни с чем невозможно спутать,— Свеа, Нора и Дана. Почему-то хорошие ориентиры еще всегда эстетичны, способны удовлетворить самый взыскательный вкус людей, далеких от проблем навигации. Впрочем, тут все зависит от вкуса. Места уже знакомые, освоенные и нами, и норвежцами — они частенько летают из Нью-Олесунна в Лонгьир по этой долине на маленьком моноплане «суперкэб».
Водораздел со Свеа при подлете с запада, откуда мы летели, не имеет четких признаков, потому что лед заполняет здесь долину почти целиком. Неровная заснеженная пелена поднимается к востоку, прикрывая обзор к фронту Свеа. И все-таки гребни хребтов справа и слева направляют нас куда надо, и я снова начал думать, на этот раз о том, что все наши маршруты удивительно монотонны и лишены ярких впечатлений. Нет в них ни фантазии, ни спортивного упоения, только огромное количество черной работы и неоправдавшихся ожиданий. А дальше размышлять не пришлось, потому что появился самый главный ориентир — маленький нунатак на ледоразделе (с отметкой на карте «863 м»), укутанный по самую макушку в снег, но ледник Свеа никак не открывался. Особых сомнений у меня не было, но почему-то в конце полета, когда горючего уже в обрез, хочется ориентиры увидеть пораньше. Нунатак «863 м» появился строго по расчету времени, ни раньше и ни позже, и неторопливо проплыл за стеклом кабины. Сразу же по курсу обозначился спуск к фронту ледника Свеа — мрачный и сырой тоннель между ледником и облачностью упирался в темную воду Нур-фьорда. Я прикинул по часам, сколько осталось до последней команды «Юра, финиш!»
По вертолетной площадке идем уставшие, переполненные впечатлениями. Юра чем-то недоволен. На вопрос «Как работала аппаратура?» ответил не сразу, с оттенком сожаления:
— ...Наверное, из-за талой воды в фирне нет отражения в области питания...
Спрашиваю пилотов:
— Знаете, что первыми летали в этой части Шпица?
Слегка улыбнулись, наблюдая, как механики зачехляли кабину. Я так и не понял этой улыбки. Скорее всего, она означала, что для вертолетов такого понятия просто не существует: для них каждый полет может быть первым, впервые.
На этом испытательные полеты по отработке методики и опробования радиометрической аппаратуры в полевом сезоне 1974 года закончились. Непростым делом оказалось внедрение радиолокационного зондирования ледников Шпицбергена. Но метод сам по себе, конечно, перспективный, это уже было доказано, как говорил я выше, в Антарктиде и Гренландии. Надо лишь довести его с учетом специфических особенностей ледникового покрова на Шпицбергене, и тогда будут у нас и профили подледного ложа, и точные карты подстилающей поверхности, и точный промер толщи ледников — все то, что составляет содержание целого направления в гляциологии.
В полевой сезон 1975 года, развивая это направление, мы, не отказываясь от метода радиолокационного зондирования и продолжая его испытание, сделали ставку на глубокое бурение (об этом следующая глава).
Из крупных ледников в полевой сезон 1975 года нам удалось облетать лишь Конгс-Монако, где в Лифде-фьорде я оказался в местах, памятных по возвращению на «Сигналхорне» с Северо-Восточной Земли в 1966 году. Прошлись рабочим маршрутом-полетом и по ледниковому плато Хольтедаля. Разумеется, от лагеря нашей экспедиции 1966 года ни следа: его остатки глубоко под фирном. И этот же фирн, пропитанный талой влагой, снова не дает нашему локатору прощупать толщу ледника — хоть тресни! И все же по итогам двух полевых сезонов есть профили ложа по крайней мере по шести горным ледникам, это не считая ледораздела Фритьофа—Гренфьорда. Как и следовало ожидать в Арктике, толщина горных ледников небольшая, в основном в пределах до ста метров. Наибольшая толщина на Фритьофе—Грен-фьорде — около трехсот метров. Важно, что наибольшие толщины зарегистрированы южнее ледораздела (этого и следовало ожидать, зная величину языков), что служит подтверждением асимметрии оледенения в связи с поступлением осадков с юга, как это было установлено нашей первой экспедицией в 1965—1967 годах. Но если тогда наша модель оледенения Шпицбергена по источникам питания была плоской, то теперь она становится трехмерной — вот смысл полученных результатов. Собственно, об этом же говорили и геофизики в своем отчете: «Ледники, расположенные к югу от ледоразделов... имеют большие толщины льда... чем ледники, лежащие к северу... По-видимому, этот факт обусловлен не только особенностями подледного рельефа и абляции—аккумуляции в системе ледников, но и преобладающим направлением влагонесущих потоков на западном побережье Шпицбергена».