— Притушите фонарики, — шепотом велел Павлов, осторожно пробираясь в кустах. Порог здания зарос по пояс прошлогодней травой. В отблесках уцелевших осколков окон отражалась луна. Было тихо. Где-то внутри сочилась вода: КАП-КАП-КАП…
— Рванем внутрь? — азартно прошептал Сарычев, любовно поглаживая табельно оружие.
— Наряд должен подоспеть, — так же тихо напомнил капитан.
— Нас трое. Справимся! — отрезал майор, снимая с предохранителя пистолет. — Костя, бери под прицел задний вход. Мы с капитаном внутрь. Через пару минут забегай сзади в подсобку, потом в раздаточный блок.
— Есть!
Оба милиционера исчезли в темноте главного входа. Лейтенант крадущимися шагами проник с заднего входа в здание. Кругом под ногами валялись куски штукатурки, обломки кирпичей. Сквозь дыры окон просачивался лунный свет. Где-то шмыгнула крыса. В селе тявкнул сонный пес. Крадучись, Костя взвел курок. Невероятно жуткий запах мертвечины сразу забил нос, просочился в легкие, вызвал приступ тошноты. Вонь трупного разложения буквально обрушилась на молодого милиционера. В трех шагах от него жужжали навозные мухи — казалось, их были тут несметные полчища.
И тут…
— М-ММ-ЫЫМ…
За углом в темноте раздался стон, похожий на мычание.
— М-ММ-ЫЫ-ЫМ…
Лейтенант уловил свистящий хрип, будто кипела топка паровоза. Он слышал такой звук раньше. Такой хрип с присвистом издает жертва с завязанным ртом или вставленным кляпом, когда приходится выдыхать через нос.
В дальнем конце коридора, со стороны главного входа послышались крадучие шаги старших напарников. Сарычев смело шагнул в темноту. Напоролся коленом на острый выступ, правая нога съехала в сторону. Хрип повторился. Несомненно, стонал человек. Костя уже было занес ногу на поваленные кирпичи, как вдруг его ступня соскользнула в какую-то скользкую массу. В темноту взвился рой жужжащих насекомых.
— Сра-ань господня… — протянул Костя, высвобождая ногу из склизкой лужи. Неловко оступившись, он всем телом рухнул в отвратительную жижу. Спохватившись, машинально врубил фонарик, выпуская его из рук. Тот откатился в клубки извивающихся червей, застыл, устремив луч в то, отчего у Кости встали дыбом волосы.
— Боже милостивый! — донеслось из уст оторопевшего капитана с той стороны помещения. Они с Павловым только что вошли в раздаточный блок, никого не обнаружив по пути. Вошли и остолбенели. Капитан ахнул, едва не выронив фонарь.
— Това… товарищ майор, — почти по-детски всхлипнул младший помощник. — А…, а эт-то что?
Его шепот перешел в настоящий ужас. Павлов и сам оказался в растерянности.
Лучи фонарей выхватывали из темноты груды скользких кровавых ошметков. Кучами громоздились кости, повсюду валялись отсеченные головы собак, кошек, крыс и зайцев. Отдельными фрагментами в лучах выступали головы свиней и лисиц. Казалось, здесь была собрана настоящая коллекция какого-то душевнобольного психопата, напоминавшая древний анатомический театр. Давно обглоданные черепа довершали сюрреалистическую картину, словно тут приложил кисть великий художник Иероним Босх. Большие и малые, эти черепа были повсюду. И слизь-слизь-слизь. Густая, пузырящаяся, пенная. В ней копошились, извиваясь, длинные ленты, похожие на шнурки ботинок.
Костя поперхнулся от исторгавшего рвоту желудка. Подкатившая волна тошноты готова была вырваться наружу. Трупная вонь просачивалась сквозь одежду, впитывалась в кожу, проникала в нос и легкие. Он продолжал семенить ногами в куче эксрементов. Ботинки никак не высвобождались из мутной, кишащей червями жижи.
— М-ММ-Ы-ЫЫМ!
Хрип со стоном доносился из угла блока, где одиноко стоял проржавевший котел.
— ХР-Р-ЫЫРХХ!
Майор бросился на источник звука, светя фонарем по разобранным стенам. Капитан склонился над лейтенантом, помогая высвободить ботинок из жижи червей. Свиная голова, источавшая трупный смрад, казалось, смотрела на них одинокой пустой глазницей. Костю вырвало прямо под себя. Предательский комок подступил к горлу.
— Срань господня! — повторил он, ошалело глядя на клубок копошащихся червей. Воздух гудел от жужжания насекомых. У капитана свело живот от нестерпимых испарений. Рванув лейтенанта на себя, он едва сам не угодил в кишащую массу. С остервенением высвобождая ногу из жижи, Костя яростно пнул ботинком свиную голову, отчего та развалилась пополам, выпуская гной.