Он внезапно встал, словно наткнулся на невидимую стену. Проблеск озарения мелькнул в усталых глазах.
— Стоп! Капитан, есть другой телефон? Этот нам понадобится, когда фанатик позвонит со станции.
— В соседнем кабинете, — непонимающе откликнулся начальник отделения.
— Костя, давай-ка мухой, набери наш архив в столице, пусть они дадут нам справку по всем смертным грехам в религии. Ну, ты понял — библейские, те самые, что искуплялись веками, дабы грешник мог попасть в рай. Я в религии не знаток, но что-то тут есть.
— Я ведь могу разговор с убийцей пропустить! — запротестовал лейтенант.
— Ничего. Мы запишем его на магнитофон. Он подключен? — обратился Виктор Иванович к дежурному сержанту.
— Так точно! Нажмем кнопку, и включится запись.
Костя нехотя вышел в соседний кабинет. Набрал междугородку. Описал степень запроса. Принялся помечать в блокноте.
Тем временем Павлов на прикрепленной к стене доске начал выводить мелом замысловатые фразы, проводя между ними стрелки и линии. Капитан с сержантом недоуменно следили за его действиями. Когда вернулся лейтенант и протянул листок, Павлов тут же лихорадочно стал чертить мелом новые линии.
— Тында… Томск… — приговаривал он себе под нос, начисто забыв остальных коллег. — Сначала проститутки… — провел линию. — За ними продажный чиновник, — провел вторую. — Теперь ожиревший, питающийся звериным мясом учитель, — начертал еще одну линию.
Оглянулся на коллег. Отчего-то усмехнулся своей догадке. Сверился с Костиным списком. Дописал в колонке пару фраз. Отступил, любовно уставившись на получившуюся схему, словно только что изобрел атомный двигатель. Бросил взгляд на записки. И, бормоча, вывел под конец один общий знаменатель.
— Итак, друзья мои! — победно воззрился он на коллег. — Стало быть, в Тынде мы раскрыли дело с проститутками. В Библии такой грех называется «Похотью». Там орудовал маньяк, очищая стройку БАМа от девиц легкого поведения. В Томске нами был обезврежен другой маньяк, специализирующийся на продажных номенклатурщиках. В Библии есть характерный для таких случаев грех под названием «Алчность»! — он поставил мелом галочку у второй фразы. — У вас мы столкнулись с грехом номер три: «Чревоугодие». Если мои размышления правильны, то все эти преступления связаны одной цепочкой. В записке говорится, что будут еще. Итого, стало быть, всего семь грехов. О чем это говорит, товарищи коллеги?
— О чем?
— Два маньяка обезврежены. Но их главарь — или назовем его как угодно — шефом, патроном, контролером, высшим начальством — вот он! Почти был у нас в руках! Тот, кто оставил записки! Если этот инкогнито предупреждает в них, что преступления будут еще, то только он мог контролировать весь процесс их выдуманного «очищения грехов». Понимаете? Похоть, алчность и чревоугодие — все это одна цепочка. Я недаром попросил лейтенанта уточнить семь грехов. Три из них уже воплощены в жизнь. Остаются четыре. Вы видите их на доске: уныние, гнев, гордыня, зависть.
Он на миг умолк. За окном светало. Послышался гул, словно исходящий из гигантской паяльной лампы — вдалеке мимо станции промчался скоростной экспресс.
— Остаются эти четыре. В каком порядке они идут в воспаленных мозгах незнакомца, бес его знает. Но мы можем теперь предугадать следующий шаг этого серийного маньяка. Очевидно, прежние два убийцы были его подельниками, а может и в качестве учеников — тут нам приходится только гадать. Что касается…
Договорить он не успел. На столе зазвонил телефон. Все невольно вздрогнули, хотя как раз и ожидали данного звонка. Дежурный сержант бросился к магнитофону, нажал «запись».
— Слушаю! — нарочито спокойно отозвался в трубку Виктор Иванович. Капитан стоял рядом. Костя приготовил блокнот. В кабинете повисла нагнетающая атмосфера. Десятки людей в эту минуту были подключены к заданию: в стенах столовой, в столичном архиве, на дому учителя, здесь в кабинете и, собственно, на самой узловой станции вокзала.
— Кто у телефона? — раздался приглушенный голос. Видимо, незнакомец прикрывал тряпкой мембрану на том конце провода.
— Майор Павлов, столичный отдел криминалистики.
— Наслышан о тебе, майор. И о твоем щенке-помощнике. Это вы, собаки милицейские, угробили двух моих лучших учеников. Двух последователей моей миссии очищения!
Сквозь трубку улавливались гудки тепловозов, характерные узловой станции. Виктор Иванович бросил восторженный взгляд на коллег, как бы вопрошая: «А? Ну что, черт возьми, я вам говорил?»