— Доска почета, — пояснил капитан Климковский, оббивая ботики от прилипшей глины. — На ней когда-то красовались снимки передовых работников цеха. Ну, знаете, такое себе поощрение в виде наглядного пособия другим рабочим. Каждый передовик награждался премией, грамотой, и несколько недель его фотография висела на всеобщее обозрение.
— Нечто вроде стахановцев, — подтвердил Голованов. — Нас уже ввели в курс дела рабочие бригад.
— А куда их расформировали?
— Три года прошло, как закрыли цех. Кого куда. Распределили на новые места. А корпус так и остался пустовать.
Павлов обвел взглядом Доску почета. На месте прежних фотографий передовиков производства зияли прогнившие от дождей прорехи. Дерево местами покрылось плесенью.
— Вот и вся увядшая слава, — невесело констатировал он.
— Сюда, — направил их Климковский.
Завернув за угол и следуя за капитаном, Виктор Иванович вдруг внезапно встал как вкопанный. Костя едва не наткнулся на его спину. Где-то сбоку прошмыгнула бездомная собака. За спиной сотрудников высились технические корпуса. Гул работавших станков заполнял весь осенний воздух. Чувствовалась свежесть, но из труб в небо валил дым. Павлов так и застыл на месте, вперив взгляд на то, что предстало перед Костей.
Наскоро сколоченный из брусьев крест был вышиной в два человеческих роста. Крестовина приходилась как раз на уровне плеч, если тело могло быть подвешено без помощи посторонних. Виктор Иванович цепким взглядом сразу прикинул, что старший лейтенант Голованов был прав в своих догадках. Всё верно. Всё сходилось. Покрытые пятнами металлические скобы торчали из крестовины. Под основанием орудия казни застыли высохшие лужи крови.
— Сначала оглушили, потом подвесили уже на стоявший крест? — переспросил он сотрудника.
— А как иначе? — пожал Голованов плечами. — Дело техники, большого ума не надо.
— Костя! — пришел уже в себя Виктор Иванович, — ну-ка, порыскай тут вокруг, сынок. Поищи, перевороти всё.
— Есть, товарищ майор! — младший помощник бросился осматривать каждый метр территории.
Голованов прислонился к опоре столба, закурив, наблюдая за методами сыска столичных сыщиков. Капитан Климковский щелкнул фотоаппаратом пару снимков. Павлов приблизился к кресту.
— Крюки, — определил он взглядом приспособления, которыми был прибит его друг. К горлу подкатил предательский комок. Хотелось снести этот жуткий зловещий символ христианства к чертям собачьим!
— Стальные крюки, — повторил он, подавляя внезапно накатившую тошноту. Будучи профессиональным следователем и превосходным сыскарём, Павлов видал и не такое. Но мысль, что этими крюками было прибито распятое тело его друга, заставляла майора подавлять приступы рвоты. Кровь от ран на руках и ногах успела засохнуть, но от этого становилось еще отвратительней. Ведь кровь была капитана Орлова!
— Заметьте, не гвоздями, а крюками-скобами, — как бы в ответ на его вопрос, заявил Голованов.
Майор и сам видел, что совершенная казнь не увязывается ни с какой разумной логикой с точки зрения юристов. Положим, отчаянно думал Виктор Иванович, что здесь орудовал тот самый маньяк, главарь последователей, что звонил им с вокзала на станции, когда они нашли учителя. Возможно, тут действовал кто-то из его учеников или поклонников — тот изверг ведь говорил, что у него их много. Но…
Но зачем крест? Какой он имеет тут символ?
— Гнев? — как бы сам себе напомнил Павлов, обходя жуткую чудовищную конструкцию казни.
— Что, простите? — переспросил Климковский, отщелкивая последний кадр.
— Гнев, говорю. Слыхали о семи библейских грехах?
Капитан непонимающе воззрился на старшего по званию:
— Причем тут грехи, товарищ майор? Разумеется, семь смертных грехов мне известны.
— Вот наш инкогнито, изверг в обличие маньяка, а может, и его последователи, как раз и манипулируют этими семью грехами. А этот грех, судя по кресту, четвертый.
— Не понял?
— Знакомый почерк, товарищ капитан. Мы уже с лейтенантом Сарычевым сталкивались с тремя грехами. Серийного убийцу не стоит искать среди вашей местной картотеки. Этот субъект всесоюзного масштаба. За ним охотится уже половина страны. Гастролер. Не местный. Сегодня здесь, завтра там — по всей нашей обширной державе. Неуловим как невидимка. До сих пор никто не знает, как этот искупитель грехов выглядит.
Майор в двух словах поставил в известность сотрудников, как они с Сарычевым сталкивались с почерком убийств на БАМе в Тынде, потом в Томске, еще позднее — совсем недавно — в Ленинградской области, а теперь уже этот почерк привел их сюда.