То, что предстало их глазам, заставило обоих подавить громогласный крик ужаса.
Костя, теряя рассудок, дико и безудержно заорал:
— АА-А-АААА!!!
Вот тут-то и начался второй акт трагедии данной жуткой истории.
А именно…
Прямо под их ногами были выкопаны…
Две свежие могилы.
Одна большая, вторая совсем крохотная.
Оседая на землю, закатив в приступе безумия глаза, Костя Сарычев продолжал дико орать:
— АА-А… ХХР-РРР!!!
Голос перешел в сдавленный булькающий хрип. Из груди вырывалось клокотание. Рыдания душили бедного отца и мужа. Виктор Иванович, потрясенный увиденным кошмаром, склонился над молодым помощником, не в силах остановить его душераздирающий крик. Подоспели медики, взятые с собой на случай оказания помощи. Костя уже хрипел. Бился в конвульсиях. Глаза безумно блуждали от одной могилки к другой. В один миг лейтенант Сарычев постарел на несколько лет.
Павлов, передав на руки медиков младшего друга, вскочил, бросился к свежим кучкам земли.
— Копать! — раздался его гневный крик. — Найти лопаты! Копать немедленно! Чем угодно, но копать. Быстро-оо!!!
Несколько сотрудников бросились к сторожке искать инструменты. На счастье, в багажниках машин всегда находились те или иные приспособления на случай обнаружения жертв. Нашлись две лопаты. Еще две — старые, проржавевшие — удалось отыскать у стен покосившейся хибары.
Закипела работа.
Земля поддавалась легко. Выкопанный грунт отбрасывался в сторону. Ожидая увидеть нечто чудовищное, Павлов приказал отвести лейтенанта подальше. Волочась на скошенных ногах, Костя безвольно повиновался. Два медика подхватили под руки, а сам Костя рыдал, теряя последние силы. Воля и разум покинула отважного сыщика. В каких передрягах он только не был, но потеря жены с грудным сынишкой обрушилась на него раздирающей душу катастрофой.
И, когда последние комья земли были выброшены наружу, Виктор Иванович Павлов, ожидая чего угодно, только не этого, вдруг с исступлением заорал:
— Пусто!
Наступил миг тишины.
— Пусто! Костя, сынок мой! Тут пусто! Могилы… — он захлебнулся от радости. — Могилы… они пустые!
Что происходило дальше, потрясенный лейтенант Сарычев едва помнил. Уже готовый наложить на себя руки вопреки всему своему мужеству, услышав крик своего начальника, он, как лунатик, покачиваясь, двинулся к источнику звука. В голове пульсировала одна только мысль: Оля, сынишка…
А когда подошел, тупо уставившись на пустые ямы, повалился с ног, скошенный сердечным ударом. Павлов подхватил, тут же принялся тормошить, закричав прямо в ухо:
— Слышишь меня, сынок? Могилы пустые. Здесь нет никого. И никогда не было!
Костя, едва не вырвав под себя, отрешенно блуждал взглядам по вырытым кучам земли.
Кто-то из милиционеров, отбросив лопату, извлек наружу небольшую коробку. Присыпанная подземным грунтом, она передалась по рукам майору. Обычная жестяная коробка из-под леденцов, которую можно было купить в магазине. Предмет был настолько неуместным в раскопанных ямах, что Павлов сразу раскрыл крышку.
А когда перевернул вверх дном, изнутри выпал очередной листок бумаги. Обхватив Костю за плечи, чтобы тот не вырывался броситься в ямы, Виктор Иванович прочел:
«Уныние — шестой грех Библейского писания. Пусть на твою голову и голову твоего щенка-лейтенанта падет эта страшная кара! Теперь вы будете в унынии, пока не найдете жену и сына Сарычева. Пусть этот грех свалится на вас с небес! Я его уже искупил. Теперь слово за вами, милицейские собаки!»
Ни подписи, ни пояснений. Почерк был тем же.
— Они живы, Костя! — потряс запиской майор. — Твои Оля с Витей живы!
Лейтенант уставился на клочок бумаги бессмысленным взглядом. Потом глаза его округлились, он жадно вырвал из рук, впился взглядом в неровный почерк.
— Пока не найдете жену и сына Сарычева… — прочитал он, повторяя написанное. — О, господи! Оленька… сынишка!
Костя вскочил на ноги. Воздел к небесам руки. Хлынул поток счастливых слез. Отважный лейтенант не стеснялся плакать от радости. Вокруг суетились милиционеры, устанавливая следы подошв и прочих улик. Павлов обнял друга, приговаривая:
— Самое страшное уже позади, мальчик мой. Теперь мы знаем, что они живы. И похитил их тот самый мерзавец-фанатик, возомнивший себя Искупителем грехов. Но, назло ему, мы не будем впадать в уныние, ведь верно?
— Я… я, т-товарищ майор… ох, как же я испугался, — впервые заговорил лейтенант, постепенно отходивший от шока. — Эт-ти могилки… они… я думал уже…