- Сутр! - Буревестница не поверила своим глазам. Еще недавно, после горького пробуждения, она видела его лежащим рядом с отцом. Из рваной раны на бедре в пополняемое со всех сторон багровое озерцо широким потоком стекала кровь. А сейчас, пускай с трудом, неестественно вывернув стянутую жгутом ногу, перед ней стоял Сутр: близкий друг Сельма, ее нянька с момента гибели матери и лучший кузнец, которого она знала.
Как он выжил? Как его не тронула дюжина кровожадных зверей, что пришли вслед за великанами?
- Веснушка, ты? - разделяющее их расстояние не помешало ей заметить, как удивлен мужчина. Детское имя, прозвучавшее просто и буднично, внезапно всколыхнуло душу. Лишь он один ни при каких условиях не называл маленькую пиратку по прозвищу, которое ей нравилось.
- Слава богам, хоть ты живая! - в теплых карих глазах, окруженных сетью мелких морщинок, отражалась радость, смешанная с тревогой и горечью, - А я очнулся, гляжу по сторонам: кровь всюду и команда наша, будто сосунки малолетние, несмышленыши, разбитая лежит. У кого ноги нет, у кого рука оторвана, а кто и без головы остался. Дотянулся до Сельма, он рядом со мной оказался, по плечу хлопнул, слышу: холодный уже, закоченел давно! Эх, Сельм, Сельм! Ведь говорил же я, чтобы он с гадючьим гнездом этим не связывался. Еще при брате двоюродном царька их, можно было договориться, да работу себе ладную найти. Вот только теперь народец - то там - дрянной. Не поверил мне друг! Как же теперь?
Сутр замолк. Корабелла тоже не могла проронить и слова. Слишком свежа была потеря.
Сначала мать, теперь отец... Если бы и была она простой девчонкой, пусть переселенкой-изгнанницей из родных земель, то и заревела бы сейчас. Но пират - отец воспитывал ее морем, и море закалило ее характер. Перед глазами блеснула серебристая сталь, которая покоилась в ножнах. Ей тоже нужно стать сталью.
Кузнец прервал ее мысли.
- Ты скажи мне, веснушка, долго эти отродья волчьи среди нас порядки наводили? А то я ведь, как с кармы на этот снег, чтоб ему пусто было, грохнулся, так и не помню ничего.
Корабелла рассказала, что знала. Что серая волчица едва не убила ее. Как Сельм пытался уберечь ее от ярости кровожадной пары и, как сам пал в капкане острых клыков. Закончила она тем, что потеряла пленника и теперь, во что бы то ни стало, попытается найти.
Сутр отреагировал неожиданно.
- Игрушку свою потеряла что ль? – лукавые глаза кузнеца смотрели на нее с каким – то противоестественным пониманием. Кривоватая улыбка проглядывала сквозь редкую поросль на лице.
Рыжеволосая девушка вспыхнула. Ей показалось, что она, как занятый постыдным делом ребенок стоит перед изумлённым родителем. К счастью это замешательство быстро прошло. Однако Сутр увидел больше, чем надо.
- Да ты не стесняйся, не стесняйся! Давно уж команда знает, что ходишь ты к нему, чтобы пар спустить. Неужто люб стал, малышка? То – то я смотрю, как ты от молодцов наших, что на тебя заглядывались, да хоть от Рааля нос воротишь! Ан, видно - не по вкусу тебе они! Ты гляди: народ в тех местах дрянной. Да!
А гадюшонка - то Сельм оставил тебе на радость. Если бы не ты, так давно бы рыб за бортом кормил. Ха-ха! Ну, коли и теперь нужен, давай – ка поищем! Знаешь хоть, в какую сторону направился?
Буревестница показала на стежку следов, что тянулись от того места, где они стояли, вглубь рощи:
- Идем?
- Идем!
Вдвоем они двинулись дальше.
День перевалил за половину. Вокруг посерело. Изредка солнечные лучи прорывали покров облаков, но тусклый свет не нагревал воздух. Наоборот, со временем в нем закружились крохотные белые иглы, которые дальше могли перерасти в крупную снежную бурю. Места между двумя стенами леса, по бокам тропы, почти не осталось. Корабелла шла, цепляя волосами сучья и остовы истлевших листьев. Сутр, с трудом управляясь с больной ногой, шел позади. Кузнец, периодически оступаясь на ямах в глубоком снеге, раздраженно ворчал. Корабелла молчала, мысленно обращаясь к отцу с одним вопросом: зачем он так поступил с ней? В ее голове к тому же снова минута за минутой разворачивался тот день, когда она испытала багрянник на Лигу.
"Чужак все еще не приходил в себя. Шидах и Герех осторожно развернули правящие жилы, оплетая тело юноши ободами с мелкоячеистой сетью. Буревестница не хотела, чтобы пленник видел ее. Она стояла поодаль, там, где тени коробов надежно скрывали лицо. Однако эта предосторожность утаила от нее и лицо пленника. На виду оставался только левый глаз и часть стесанной щеки. Сеть сомкнулась. Щека в просвете острой ячейки мучительно дернулась. Глаз раскрылся.