"Тонкая ткань не спасала от холода. Жилистому молодому человеку приходилось напрягать все силы, чтобы согреться. Его истерзанное тело зажило, но в тех местах, где кожа касалась нечистот, появились крохотные багровые пузырьки. Из них нередко сочилась кровь. Хуже был только зуд. Он и ветра, что часто гостили здесь, практически лишили его сна. Чтобы хоть как – то отвлечься и насытить себя Лигу тайком, пока не видела рыжая, прятал еду в самых укромных местах, до каких только мог дотянуться. Съедобного было мало: обыкновенный закоченелый хлеб и вода, слава богам, не морская. По особым случаям, во времена, когда к нему заходил Сутр, к ежедневной пайке прибавлялось мясо. То были либо убитые и сваренные ради забавы чайки, либо другая птица, которая по глупости оказалась на расстоянии выстрела из лука. Жесткие и безвкусные – они были слабым утешением. Но однажды ему действительно повезло. В какой – то особый праздник племени, к которому принадлежала большая часть команды, ему на закопченной до черноты тарелке с мерзостной розоватой слизью по краям, принесли мосол и жирный, недоваренный кусок свиной кожи. Кожа залежалась: небольшие участки мяса под ней уже начали вонять, однако по вкусу этот «деликатес» лишь немногим отличался от деликатесов, что ели на его родине.
Незаметно для себя самого Лигу понемногу начал прибавлять в весе. Скруглились прошитые шрамами мышцы рук, окрепли от постоянной, спасающей от холода ходьбы, ноги. Тело под сетчатым узором почти вернуло свою ладность и теперь, на самом деле чем – то напоминало туловище ядовитого пресмыкающегося. Но это внешне. Внутри молодого человека кипел огонь львиной ярости.
Не любимый отцом: Лигу был похож на свою светловолосую мать, которую правитель Кирс – Аммалена заточил на нижнем уровне крепости, и ненавидимый старшим братом, лишь за то, что родился, мальчик находил отдушину в общении со средним братом после того, как Тень сделал его калекой. Пережив это Иррэ, не встречая сопротивления, ушел из крепости, но остался жить в самом городе. «Городской сумасшедший» - так теперь он себя называл, не утратил цепкого ума, однако чудаковатые выходки – проявление странного чувства юмора, все чаще вводили в ступор окружающих. Только шальной Иррэ мог сказать отцу и брату все, что о них думал.
Лигу, по праву рода, такой чести не удостоился.
Был, правда, когда – то рядом и его двоюродный дядя: Эстэ. Он после того, как объявился, тоже благоволил племеннику. Но его «гадюки» загнали в непролазную глушь, на северо – запад, туда, где в прежние времена жили их боги. С тех пор Эстэ Лигу не видел.
Вот так и получилось, что остался он один в золотой клетке, среди сходящих с ума от злости и власти родственников.
Право рода ограничивало во всем: царственным указом отец, не учитывая его мнения, послал на обучение в местную касту стеклодувов – сброд пьяниц и отребья. Но, через пару лет, как только молодой ученик нашел себе более или менее трезвого учителя и начал делать хоть какие – то успехи, еще одним указом, лишил его возможности продолжить. Затем жажда власти в воспаленной голове родителя натолкнула его на мысль о завоевании земель своих северных врагов через пиратов, женив никчемыша на дочери своей гаремной девки и их предводителя. Старший братец с радостью поддержал эту идею и заодно подкупил и самого капитана пиратского корабля – Сельма, чтобы впредь не видеть аммаленское отродье отца.
Но все это было еще терпимо, по сравнению с тем, что с ним сделала рыжая. Она смешала его с грязью, заставила кричать от боли и молить ее о свободе. Его – не причастного ни к чему, что сделал отец и старший брат.
Да, его немного позабавило то, как на него теперь смотрела рыжая. Вечерами, когда он делал вид, что спит, она все ближе и ближе подходила, разглядывая открытые участки его исковерканного тела. В этом взгляде уже не было того отвращения, что раньше. Это значило лишь одно: план Лигу начал исполняться.
Лев в змеиной шкуре застыл в ожидании.
Его тайное оружие: острые осколки кости, каждый - размером с небольшое лезвие вот уже несколько дней было при нем. Оно пряталось в обрывки легкой куртки, которая стала на несколько дюймов короче.
И вот, наконец, счастливый случай представился.
Корабелла подошла к нему вплотную. Влажная от волнения рука дотронулась до его предплечья, сбрасывая сгнившую сенную труху. Длинные и сильные пальцы пробежались по впечатанному в кожу узору, но как только они коснулись груди - Лигу атаковал. Острый костяной шип мимолетно черканул по запястью, но все же не так быстро, чтобы другим краем не ранить кисть юноши.
Резко вскрикнув, девушка отдернула руку и прижала ее к себе. В луче призрачного света зло блеснули глаза. Через секунду, внезапно ставшая каменной, ладонь другой руки с размаху оставила четкий отпечаток на щеке юноши. Почти сразу под ним разлился кровоподтек. Удар пришелся в особо чувствительную точку, так что, пытаясь справиться с ослепительным взрывом боли, юноша прикрыл глаза. Ну же... Едва уловимая дробь быстрых шагов пересекла тесную камеру по направлению к лестнице. Скрипнула ступень, другая, третья. После коротко громыхнула дверь люка, и вновь по трюму разлилась тишина.
Наверху высокий голос рыжей прокричал что – то бессвязное. Ей - спокойно и рассудительно ответил мужской.
Уже к полудню от визгливого скрипа и скрежета вблизи двери в трюм некуда было деться. Звук, раздирающий барабанную перепонку, казалось, вместе с древесной пылью ссыпался в просветы люка. Внизу, с каждым ударом сердца становилось все темнее. Что - то тяжелое опустилось на грубо сколоченные доски, лишая молодого человека последней надежды на свободу. Лигу сокрушенно опустил голову.
Сутр охрип. Собрать стайку молодых шалопаев, чтобы сдвинуть набитый всяким барахлом короб, оказалось труднее, чем он думал. Как с ними со всеми справлялся его старый друг, одним богам известно!
Резкий порыв ветра лихо распахнул куртку. Исподняя рубаха под ней затрепетала, как приспущенный парус. Кузнец второпях вернул себе приличествующий вид, вздрогнул и закутался потеплее:
- Зря, гадюшонок! Ой, зря...
Постоял молча, массивными пальцами расчесывая отросшую рыжую бороду. Глянул на небо. Хмыкнул и пошел прочь, исполнять новый приказ капитана.
Через несколько дней нос черного корабля преодолел устье замерзающей у берегов реки. Стремительные в давние времена, а теперь неторопливые черные воды изрезали береговую линию на короткие и широкие снежные языки. Река изливалась в закрытое озеро, большую часть поверхности которого занимал лед. На берегу, в отдалении, возле серо - белой стены леса угадывались теснящиеся друг к другу крохотные хижины. За ними, на востоке, от земли поднимался остов наполовину разрушенной башни.
Ветер больше не наполнял паруса - корабль увяз в снежной каше, периодически подкидывающей обломки льдин. Один из таких кусков уперся в борт, заставив судно содрогнуться. Несколько коробов покинуло свои привычные места. Среди них был и тот, что закрывал вход в трюм.
Наверху празднующая окончание похода и уже ощущающая вкус новой битвы команда корабля подняла невообразимый гвалт. Никто не обратил внимания, как в редкие минуты тишины к нему прибавляются ноты волчьего пения.
Внизу, осознав, что между ним и свободой осталась лишь тонкая, изрешеченная прожорливыми древесными червями, перегородка, молодой человек счастливо улыбался".