Сон, наполненный мешаниной ярких образов, улетучился слишком скоро, напоследок одарив едва заметным покалыванием в висках. Но голова болела не только по этому. Судорога в мышцах от того что я лежала на каменных плитах (Один по какой - то причине покинул пост верного стража и скрылся в неизвестном направлении), не прибавляла радостного расположения духа.
Повернув шею до хруста в позвонках, я глянула на Сибилл. Ожог на бледном треугольном лице под слоем снадобья уже не пугал своей унылой чернотой. Тонкая серебристая сеть, словно путы незадачливого паука, легла по краям раны, задев здоровую кожу. Это стало доброй вестью, ведь такие же сети я видела на груди и ребрах Лигу, как только с ним встретилась. Начало лечения было положено, а уж какой срок оно займет, знала только великая богиня.
Удостоверившись, что с Сибилл все в порядке, я вновь оглядела окрестности.
Рыжая, как ее называл Лигу, спутница мертвого Сутра никуда не исчезла. Прислонившись к неровной стене пещеры и обхватив поджатые ноги, но, по-видимому, не испытывая холода, она не мигая всматривалась в одну, только ей известную точку на горизонте. Огненно - красные пряди, выбившиеся из-под ворота туники, своим цветом выделяющие белизну кожи под слоем грязи и диковатую искру широко раскрытых темно - карих глаз, только подчеркивали ее своеобразный облик. Изредка из этих глаз на подрагивающие губы стекали слезы. По большому счёту я знала их причину. И хотя Буревестница до нашего "неприятного" знакомства примыкала к чужакам - врагам моего племени, мне было жаль её. Жаль, что ни слова, ни действия не уймут её скорби. Тяжкие мысли снова начали роиться в голове. В угоду им я некоторое время пролежала без движения. Однако беспокойство никуда не ушло. От чего-то не полная картина окружающего: пещера, я, Сибилл, Буревестница, мертвый старик, пропавший Один - мелькала перед глазами, цепляясь за края туманного сознания. Вспышкой озарения, как порывом холодного ветра, высветило: "Лигу! Лигу нет!", но сопротивляться очередному призыву сна не было сил. Поэтому, в последней попытке сохранить тепло, я придвинулась к подруге и закрыла глаза.
Алые всполохи, пробивающиеся через тонкую кожу век, и ненавязчивый стрекот тлеющих веток разбудили меня ближе к вечеру. Маленький костерок у отрога скалы, там, где над зельем поутру корпел Лигу, коротенькими языками пламени тянулся к темнеющему небу, но земля не отпускала его. Поэтому, в притворной злобе, он закидывал ее багровыми искрами. Стылый воздух пещеры прогрелся, а значит, огонь разожгли давно, но все еще две внушительные тени по обеим сторонам кострища, точно они были героями старинных мифов, оберегали его пылающее сердце. Присмотревшись, в более низком и удлиненном силуэте я узнала Одина. Рядом с ним, погрузившись в мысли, сидел Лигу. Желая присоединиться к ним, я пока легонько пошевелила закоченевшими пальцами и тут же нестерпимо горячий ток крови, метнувшийся от ступней к бедрам, заставил меня беззвучно ахнуть. Позже, на смену этой бодрящей волне пришла череда невидимых колких булавок, увивающих тело с головы до ног. Когда и это чувство исчезло, я нетвердой походкой добрела до костра, по мере сил стараясь не нарушать тишины, наводнившей преддверие пещеры. Села и украдкой залюбовалась видом спутников. Отсвет пламени, что колебалось от легчайшего касания ветра, окрашивал шерсть черного волка оттенком крепкого дубового настоя. Лоснящийся мех мягко очерчивал контуры мышц, делая зверя достойным его легенды. Блики на лице Лигу жили собственной жизнью, то высветляя, то затеняя отдельные части, но при этом не лишая юношеской свежести. Только теперь я заметила, как облегчало его одеяние. Теплую домотканую накидку с плеча Гайра, что скрывалась под курткой, молодой человек отдал Буревестнице. Девушка так же сидела у стены, но от дара не отказалась, только помедлила, ожидая, когда Лигу отойдет как можно дальше. Это временное перемирие между врагами, по воле Аор ставшими моими спутниками, укрепило мой настрой.
Ночь едва пересекла свою середину. Сухих веток, припасенных нашим гостем и Одином, должно было хватить до утра, и значит можно было расслабиться. Но, кроме Сибилл, еще никого из нашей молчаливой компании не сморил сон. Четыре пары глаз: карих, голубых и зеленых - с затаенной радостью, решимостью, надеждой и печалью вглядывались в осколок небосвода над пустошью, где еще не рассеялся древний след знакомой всем нам Взошедшей звезды.
Около пяти дней мы оставались на месте. Скудный запас оленины, (Рыбу берегли на особый случай.) - почти сошел на нет. Ветра, бушующие в Великую бурю, еще не сменили направления, наравне с только крепчающими морозами, докучая по ночам. Рыхлого снега по близости не осталось, ведь даже тропы, по которым Лигу и Один приносили к нашему убежищу сучья убитого холодом дубняка и сероватое крошево трав, разрослись до ширины небольших дорог. Эти прогулки наших добытчиков с каждым разом сильнее заботили меня. По-видимому, в тех местах, до которых они доходили - заканчивалось пригодное для розжига сырье. Все это говорило о том, что нам в скором времени предстоит покинуть ставшее родным укрытие и вновь отправиться в путь. Но готовы ли остальные члены нашего отряда? О телесном недуге Сибилл я уже не переживала. На исходе второго дня она открыла глаза и теперь моя помощь заключалась только в том, чтобы два раза в день наносить целебную мазь на ожог. Серебристые сети, которые вначале окружали его едва различимой каймой, теперь иссекали почти всю рану, стягивая края к центру. Удивительно, но даже несмотря на размер, рубцующийся шрам не уродовал черт лица Сибилл. Однако с остальным не все было так хорошо. Замкнутость, которая сразила девушку в начале пути, когда пропал Один, вернулась. Моя подруга ела и пила, когда я просила об этом, обнимала и гладила волка, каждый раз после его возвращения в пещеру, но ни к чему больше интереса не проявляла. Вытряхнуть ее из этого мрачного расположения духа помогла Буревестница. Отдавшись скорби по спутнику на три дня и, в конце-концов, устав проливать слезы, заложив камнями вытянутое за пределы пещеры тело Сутра и проведя над могилой чудной ритуал: в ход пошел странный красноватый песок из еще одной шкатулки в ее сумках, рыжеволосая девушка по-сестрински начала присматривать за Сибилл. Кускам ткани и веревкам из ее поклажи тоже нашлось применение. Ловкие движения обветренных пальцев выплетали из тесьмы грубоватые узлы и петли, которые накручиваясь друг на друга, создавали изящные цепи браслетов. Рыболовные крючки и мелкие бусины, вставленные в звенья, украшали их. С крупными, среди которых были и те, что вырезали мастера моего племени, Буревестница затеяла какую - то игру. Раз за разом она расставляла их в несуразные башенки и причудливые фигуры, а потом по несколько штук двигала к Сибилл, приговаривая: "Ирика! Нэг Ирика!" Но как только этими действиями заинтересовывался Лигу - рушила сделанное и возвращалась в свой угол. Парень, глядя на это, раздосадовано хмыкал и уходил прочь. Такими были дни, проведенные в пещере. И пусть вначале Сибилл только отдергивала руки, когда Рыжая пыталась на них надеть браслеты. К исходу пятого дня она уже увлеченно играла с бывшей спутницей Сутра, только изредка отвлекаясь на то, чтобы послушно вытерпеть мою заботу и ощупать свой амулет. Молчавшие с момента ухода Э'тен лаковые бусы теперь отвечали на ее прикосновения теплым мерцанием - Великая жрица Аор, Призванные и Тарэ простили ее и отныне вновь делились с ней мыслями и мощью. Эта перемена слегка напугала Буревестницу, но бросать новую подругу она не стала.