По-видимому, это естественное желание было и у кого-то другого. Корабелла, которую, казалось, захватила одновременно и тоска по морю, и нетерпение от близости к родным землям, до самого вечера не находила себе места. Девушка то тревожно вскидывалась от шорохов, то подолгу бродила вокруг стреноженных чудищ, словно примеряясь к их несуразным фигурам и обдумывая пути к бегству.
Но никакой опасности со стороны степи . Да и охрана каравана строго следила за тем, что происходит на месте остановки. К концу пятого дня развернутые среди пожухлых трав и вблизи кустиков шатры перестали казаться небывалой диковинкой.
Обустроенный лагерь заалел мигающими искрами костерков. Прохладный сумрак наполнился ароматами пряностей, овощей и мяса, что готовились на огне.
Из закромов некоторых наездников появились причудливые инструменты. Певучие, но однообразные звуки, извлекаемые мозолистыми руками, дурманом разливались в ночи. Гортанная речь чужеземцев создавала странное ощущение, будто бы мы уже далеко на юго-востоке, в душных сумерках красной пустыни.
То была чудная ночь. Середина ее ознаменовалась страшным переполохом. Виной ему был Хадо. Старый плут не пожелал прислушаться к совету юноши и теперь сам крался по успокоившейся к полуночи стоянке к отдельному шатру, приготовленному для Сибилл, с явной и понятной целью.
Какого же было его удивление, когда, совсем его не замечая, сначала из шатра выскользнула потягивающаяся ото сна Корабелла. Затем вошел и вышел, оправляя после недолгого сидения одежду, Лигу.
Накануне, он заскочив ко мне со словами: "Никого и ничего не бойся!", пообещал поговорить о нас с Сибилл чуть позже. С этого времени меня одолевала бессоница. Так что я видела большую часть произошедшего. Последним из внезапно людного шатра вышмыгнул Один. Высокий, широкогрудый волк с изумрудными глазами чуть слышно вдохнул, а потом, почти бесшумно, но здорово скалясь, перетек в другой край темного угла, в котором прятался Хадо и застыл на границе света и тени.
Караванщику понадобилось несколько минут, чтобы понять, что что-то не так. Но когда он это уяснил дикий крик: "Нечестивцы..."-взлетел над лагерем, перебудив и людей, и верблюдов. Один выступил на свет, пригнулся, так, что черная шерсть послушной дугой скользнула от головы к хвосту, разинув зубастую пасть, а потом три или четыре раза резко и отрывисто кашлянул, будто смеясь над оторопевшим караванщиком. Сверкая голыми пятками Хадо пронесся мимо моего шатра и исчез за занавесом от солнца. Еще долго над лагерем раздавалось перепуганное кудахтанье: "Лимаэ гир...Э, лимаэ гир!" Однако, ближе к утру затихло и оно.
В эти сумеречные часы мне наконец удалось заснуть. А с первыми рассветными лучами я была уже бодрой, словно и не покидала деревушку нуорэт много дней тому назад. Для остальных пробуждение носило тревожный налет, хотя не прекращающиеся шепотки за спиной и забавляли Лигу. Выбрав странный-панибратский способ общения с главным караванщиком, юноша постарался попадаться ему на глаза как можно чаще.
Когда терпение старого хитреца лопнуло, нам нехотя были отданы в распоряжение четыре гнедых скакуна. Стройные, с изящным изгибом шеи, освобожденные от тяжких грузов, они застыли перед нами только на мгновение. Живая, кипучая сила, собранная в телах, прорывалась изнутри влажным блеском агатовых глаз и едва уловимым трепетом широких белесых ноздрей.
Мне от рождения и по законам нашего народа не доводилось общаться с ними. Но даже я ощутила призыв в летящих движениях. Не последовать за ним сейчас было сродни преступлению.
Необыкновенно молчаливые Энхи и Митва, перехватив каждую под уздцы, подвели их к нам. Лигу и Корабелла ловко вскочили в стремена и опустились на седла с грацией, привычной всем конникам.
Нам с Сибилл пришлось над этим потрудиться. Лоснящиеся бока животных с мощными валами мышц, перекатывающимися под кожей, были угрожающе крутыми. Но стоило коснуться шелковистой гривы, заплетенной в косы, страх улетучился. Мерное дыхание гиганта за несколько мгновений сравнялось с моим и вот уже пьянящая волна азарта пронзила тело зарядом молнии.
Мы так и не попрощались с Хадо!
Моя лошадь, повинуясь общему настрою, весело фыркнула и легко и аккуратно вынесла меня за ограду шатров. Впереди, в отдалении пылил рыжеватый конь Лигу. Позади, то и дело мелькая белыми пятнами на крупе, шла кобыла Сибилл. Один держался вровень, не проявляя и толики агрессивной охотничьей сути.
Цепь замыкал охряной рысак Буревестницы. Ветер теребил рыжие локоны и было понятно, что она, впервые со встречи с нами, счастлива.
Вновь потекли дни пути. Однако теперь наш конный отряд двигался быстрее. В короткие часы передышек у нитей ручьев мы без опаски готовили на костре зайцев и куропаток, что изредка ловил Один. В остальное время голод утолялся запасами, сделанными в снегах.
Нашу четверку почти не занимали разговоры. Серая пустыня душила их на корню своей угрюмостью. Но и этому непоколебимому врагу суждено было сдаться перед нашим напором.
На этот раз мы не почувствовали перехода. Просто чуть суше стали ложбины между пологими холмами и выцвел дождевой оттенок земли. Лошади сбавили ход. Им нелегко было ступать по узким и постоянно осыпающимся кромкам песка, что еще не сложился в полноценные дюны. Теплые наряды, сослужившие добрую службу, превратились в обузу и поэтому, поговорив между собой, мы оставили их у последней каменистой гряды. Там же прикопали пустые мешки и кошели, натирающие запястья и бедра. Шутник-ветер не упустил случая посмеяться над нами, сыпанув горсти песчинок на саднящие места. И, будто услышав наше недовольное сопение, он взвился оранжевым вихрем и осыпался мелкой пылью под ноги. Что ж, надвигающаяся пустыня приняла нас. И это несказанно обрадовало Лигу. Этой же ночью, в накрывающей окрестности темноте, он, отвергнув очередные притязания Корабеллы, пришел ко мне. И, как и прежде, страстно заговорил об уже недалеком городе его юности. Его порыв, отчаянное желание быть там передалось и мне. Мягкое касание губ закончило беседу и он опять растворился в ночи.
Весь следующий день мы не сдерживали буйный нрав скакунов. Приспособившись к дороге, они во всю прыть неслись к горизонту, оставляя на краснеющих пыльных наносах неясный след. И вот, чудесным творением ветров и солнца на закате, перед нами выросла громада песчаного замка.
Пятиметровые стены, увенчанные громоздкими квадратами защитных блоков, выше которых только шпили тонких башен с сияющими золотом куполами, круглыми крышами и выходящими наружу винтовыми лестницами, что заканчивались у самых вершин. Внушительные ворота, древесину которых за годы использования, выкрасил песок. Грубоватые помосты стражи-опасно легкие, но способные обрасти частоколом копий и стрел. Муравьиные норы бойниц, испещряющие стены на высоту человеческого роста.
Обманчивая простота крепости сбивала с толку. В этот вечернее время почти иссяк поток торговцев, питающих город, но жизнь внутри еще кипела.
Недолго нам пришлось стоять вблизи стен. Между створками ворот прямо перед нами появилась щель. Чуть позже прореха увеличилась настолько, что могла пропустить лошадь с седоком. Любопытство вновь одолело меня. Краем глаза я приметила, что каменистая дорога, пришедшая на смену песку поднимается от порога в глубину крепости. А на обочинах там и тут стоят странные статуи.
Ворота открылись еще шире и теперь я поняла-насколько велик Кирс-Аммален. Крохотный, по сравнению с ним и с аркой ворот кустик выцветшей травы, чудом укоренившейся на середине дороги, приветственно махнул сухой семянкой на стебле, но тут же затих, словно испугавшись дружелюбного жеста. Моя лошадь, смотревшая на эту траву с плохо скрываемым аппетитом, раздосадовано фыркнула и сделала несколько шагов, изящно обтекая ее по кругу. Следом, такой же манёвр совершила кобыла Сибилл. За нами уже собиралась недовольно ропщущая толпа, когда копыта рыжей бестии Лигу цокнули по камню и затихли. Сердце трепыхнулось в такт этому звуку. Теперь я знала, что так будет всегда. Каждый его шаг отныне найдет отражение во мне, так же как и мой в нем. И от этого никуда не деться. Так что, погруженные в мысли, эмоции и чувства мы вошли в оплот империи "людей с востока", священный и почитаемый Кирс-Аммален-город на красных холмах.