Однако ритуал не был закончен.
Кивком в сторону снежной прогалины она приказала мне вновь наполнить котелок. На этот раз костром занимался Лигу. Опять полыхнуло пламя. Вновь вода подкинула жемчужные бусины, согревая холодную сталь своим теплом. Сизое снадобье в крохотном сосуде закончилось. Все оно вылилось на дно котла, застыв на нем неподвижными восковыми кляксами.
Песнь матушки изменилась. В ней уже не было того хаотичного нагромождения звуков. Сильный, несмотря на возраст, голос выводил стройную цепь нот, соблюдая выбранный мотив мерным похлопыванием по стенкам чана. Мелодия будоражила, срывала сонную пелену с, казалось, открытых глаз. И вот, так же как в древних легендах, когда свирель - манок заставляла дрожать стрелы в колчанах Матерей - Лучниц, на зов шаманки ответили капли воска. Едва заметно размягчев, они дрогнули раз, другой, третий, пока повинуясь движению воды в посудине, не распластались по чугуну отливающими металлом звездами. От каждого луча звезды, в один миг отделилось по крохотной искорке, которые тут же поднялись на водных струях и вошли в искалеченное оружие, ровно так, как будто были там всегда. Еще пара искр, покрупнее, мелькнула серым отблеском в глубине и вновь вспорхнула к кинжалам.
Спустя час с небольшим непрерывный поток металлических капель соединил восковые звезды и клыки Кессы. Узкие лезвия расширились настолько, что зеркальным блеском напоминали отполированные щиты нуорэт.
Ритуал продолжался всю ночь. Мама раз за разом подбрасывала в костер заготовленный хворост, сохраняя жар. К рассвету бег капель замедлился и удивительное оружие, наконец, обрело узнаваемый облик. Матушка осторожно загасила огонь, колыхнула жидкость в чане, так чтобы последние серебряные капли притянулись к сияющим кромкам, вылила ее и вытащила клинки. Лунный блик, отразившийся в них, на мгновение прорезал надвигающиеся сумерки, как широкая улыбка приветствия.
Шаманка, не вставая перетекла на полуприседе туда, где на дубленом пологе, рядом, но не вместе, застыли фигуры зверя и рыжеволосой. Подняв клыки так, что вся ее фигура напомнила раскрытые челюсти волка, Нойта произнесла:
- Милостью матери мира - Молчаливой Аор, молитвами ее павших и нерожденных детей, в благословении жрицы - наместницы Э'тен и дочерей ее - Тарэ, под неусыпным взором Призванных, я: Нойта от племени Нуорэт, рассекаю связь, единящую Кану и Анни. Пусть душа девы - воина покоится с миром в кругу Ушедших,- черканув клыками вокруг головы маленькой волчицы. Этот жест оказался чудодейственным: рыжеватая Тарэ, которая еще утром едва подавала признаки жизни, задышала спокойнее, но глаза еще не открыла. Однако, даже это крохотное улучшение ободрило мою матушку, и она придвинулась ближе к Корабелле.
Дерзкая молодая девушка еще не оправилась от полученных ран. Да, синяк, размером с кулак взрослого мужчины, который стражник оставил на ее теле древком копья, уже позеленел и вскоре должен был сойти с обледневшей кожи. Рассеченная бровь зажила. И только шрам у линии, четко очерчивающей верхнюю губу, никуда не исчез. Он, нисколько не уродовал ее. Наоборот, огрубевшая царапина подтянула верхние уголки губ на простоватом от природы лице, преобразив их. Невольно залюбовавшись этой дикой, не прикрытой красотой, чародейка не забывала о порученном ей деле.
Отсечение духа Анни прошло без сучка и задоринки.
Однако, призыв, совершенный в неприспособленном для этого месте, да к тому же связующий осиротевшую юную волчицу и взрослую, потерявшую необходимую силу, девушку, мог быть очень опасным для них обеих. Тихо-тихо, с каждым новым словом вплетая в кружево ритуальной фразы часть силы, она зашептала:
- Милостью без вины убитой Кессы, на поругание врагов и защиту племени, я единю души волчицы - Каны и Корабеллы от племени нордов - пустынников силой бус из священного дерева таадэт и крепостью союза Призванных стражей. Заклинаю тебя, дева – воин, отринь старое! Пребудь с нами в круге и служи верно.
Последние слова утонули в посвисте ветра. Однако, произнесенные, они уже сделали многое: Буревестница и Кана одновременно открыли глаза, в очередной раз показав невиданную мощь союза девушек и их побратимов. Синий, предгрозовой взор новой Призванной ни в чем не уступал искристой, лесной зелени глаз ее Тарэ. Выходит, они, связались узами такими же, как те, что единили наследницу Аль - Кессад и Одина. И значит, она была не первой Призванной, с которой связался Один. Но как такое может быть?