- А пока, дочка, ступайте! В доме нашем огонь горит, там тепло и места всем хватит. Согласен ли, Лигу! – еще одна проворная ящерица, нацелившись, мигнула в зрачках колдуньи. И этот немой поединок проиграли карие глаза юноши.Ошарашенный взгляд метнулся с нее на меня и в сторону.
Старческое лицо колдуньи расплылось в озорной улыбке. Удивленная этой переменой, я не сразу разобрала тихое: «да!» Лигу.
- Согласен ли ты, зверь зеленоокий?
Общение с шаманкой пришлось по вкусу нашему сопровождающему. И поэтому, с приобретшей в родных землях добродушие, мордой, Один испустил пару мурлыкающих и рокочущих звуков, которые легко могли сойти за согласие.
Нойта все поняла верно. Еще раз обласкав наш разношерстный отряд взглядом, матушка отпустила всех. Сама же, закрыв глаза, откинулась на лисью перегородку и заснула.
Я, борясь с невероятным чувством тоски по ней, накатившем так полно и внезапно и уже порядком отстав от остальных, старалась не оборачиваться до тех пор, пока мы не покинули косу дубняка, приютившую нас. Но уже переступив последнюю полосу почерневших стволов, не удержалась.
Матушка сидела все там же. Бесформенным холмиком, укутанным в оленью полость на фоне рыже - рыжих лисьих хвостов, будто в закатных лучах нашего тусклого солнца. Сколько раз она сидела вот так, отдыхая от забирающих силу ритуалов? Сколько еще сможет не поддаваться заклятию, что связало души Канны, Анни, Корабеллы и ее? Это известно одной Аор! Ну а мы, подгоняемые разошедшимися холодом и голодом, все ближе подходили к окольцованному деревянным тыном селению.
Вот и хижина Гайра, с покосившимся остовом и прикрытой снегом кочкой, в глубине которой покоился его верный и бесстрашный пес Задира. Как пережил это время престарелый наставник? Еще одно жгучее желание толкнуло меня на помост, ведущий в его дому, но на этот раз я задержалась.
Не ему я должна была рассказывать то, что узнала. И не он будет ждать эти новости, как кару Молчаливой. "Не расплескай!" - из глубины наружу метнулся призыв, судорогой сковывая губы.
-Да, отец! - тихо, но твердо отвечаю на него я, вступая под сень зеркальных щитов.
Дом. Он встречает меня, как старого и доброго друга, чуть смущенный тем, что я пришла не одна. Теплый полог шкур годовалых оленей на месте и, возможно, их даже больше, чем было тогда, когда я уходила. Выходит, шаманство Нойты, в наше с Сибилл отсутствие, спасло ни одну жизнь. Из дымного окна на навершии крыши курится кисловатый дымок и этот запах мне знаком. На скрипучих петлях висит продуваемая всеми ветрами дверь и пальцы скользят по родным, замысловатым узорам древесины. Дверь, будто вспомнив меня, открывается в одно касание. И со струей влетевшего воздуха гаснут пламенные язычки. И разгораются вновь.
- "Ведьма!" - шепчу я и глупо улыбаюсь краешком губ, так что ни зашедший за мной Лигу, ни внимательно изучающая все вокруг Корабелла, ни отряхивающийся от снега Один, ничего не замечают.
Я стою в центре комнаты для ритуалов и невидимые объятия дома качают меня, рассказывая долгую историю моей отлучки. В такт этим покачиваниям я поворачиваю голову, озабоченная небольшими, но значимыми переменами. Над дверями все так же висит медный бубен, но бока его не блестят, натертые руками Нойты, а значит, она давно не восстанавливала сил. На стенах бархатистая копоть, разлеглась причудливыми фресками. Я провожу по ней рукой и касаюсь носа. Так и есть: терпкая смесь кислицы с полынью, припорошенная дубовыми листьями - запах, который я почувствовала еще на подходе к дому, въедается под кожу и холодит память, делая ее кристально ясной... Церемониальные чаши опять как попало, расставлены на столе и тонкая пыль травяных порошков устилает пол. Близнец котелка, что матушка всегда брала с собой, стоит на треножнике над огнем и в нем что-то аппетитно булькает. В посудине рядом закипает талая вода. Мелкая рябь в ней - остатки изжившей себя отавы. Проход в мою комнату занавешен старой тряпкой. А за нею все стоит ровно так, как было до нашего похода. Матушка так и не смирилась с тем, что я ушла, хоть и отпустила меня. Об этом будет наш следующий разговор. А пока...
Мы расположились по разным комнатам. Я и Лигу заняли мою низенькую кровать, рассохшуюся настолько, что даже легкое касание ее скрипом отдавалось в суставах. Озябшие Корабелла и Кана, еще находящиеся под действием дурманящих чар, получили место у костра, на тонкой лежанке, набитой сухой травой. Я прикрыла их оленьей шкурой, что лежала на скамье у стены и сразу же новая Призванная и Тарэ благодарно засопели. Это хорошо, ведь совместный сон еще больше укрепит их связь. Один лег у самого кострища и уткнулся в теплый подшерсток, изредка приоткрывая изумрудную зелень глаз в сторону Буревестницы. Он, по-видимому, взял на себя роль безмолвного стража, оберегая нового члена "стаи".