— Ничего не изменилось. Я это сделал ради Лизы. Ну, и этот полуэльф меня сильно достал. Сейчас я сниму с вас адамантий, и мы решим, как правильно обставить ваше возвращение, чтобы не утопить страну в гражданской войне.
— Лизы? Моей дочери? Что между вами?!!!
— Ничего. Абсолютно ничего. Мы просто знакомые, и поверьте, на ее руку и тело я не претендую. А вот на ваши очень даже — протяните их вперед.
— К каждому браслету идет отдельный ключ — они у тебя есть? — удивился он.
— Нет, конечно. Поэтому я вам их просто отрублю. Не больно. А потом приращу обратно. Или нет. Правителю все равно они не нужны — вам даже зад вытирает отдельно нанятый человек.
— И все же я бы хотел, чтобы мои руки остались целыми…
— Ну как знаете, — буркнул я, после чего окутал всеми стихиями, а так же светом и тьмой свои пальцы, и чуть сжав браслеты, просто расколол их.
— Так не бывает, — с убеждением сказал Симуэль, глядя на их осколки.
— Бывает. Если с умом и выдумкой подойти к процессу, то все получится.
— Нагибин, контролирующий эфир — нонсенс! — выдохнул Павел.
— Не более чем сидящий в плену император, — парировал я.
— Туше, — кивнул он.
— А теперь я предлагаю подняться наверх ко мне в кабинет, поужинать, и затем вы мне расскажете свою историю, полную трагизма. Вот только, Сим, надо его как-то замаскировать. Слуги нам верны, но кто знает, что и кто сболтнет.
— Не вопрос.
Из его кольца появился плащ с капюшоном, который скрыл императора. Я удовлетворенно кивнул и подумал, что насчет постоянной маскировки можно решить потом. И вообще, лучше будет переправить его подальше — например, в мое поместье у ангелов, или в Брехт. Там дом стоит на отшибе и можно спрятать кого угодно.
— Как это произошло? — сделав глоток чая и довольно зажмурившись, император откинулся на кресле.
Сидели мы в моем кабинете, вместе с братом. Служанка споро накрыла на стол, не обратив ровно никакого внимания на нашего гостя. Они у нас тут максимально вышколенные, ну, и под самыми страшными клятвами о неразглашении. И все же я опасался утечек, хотя, наверное, зря. Император продолжил:
— Да просто все — лет пять назад у эльфов праздновался день Цветения и Роста — ежегодное торжество, на которое они все собираются в Священном лесу. Иные расы туда не допускаются, но мой брат убедил меня, что мне там будут рады. Ехать, если честно, не хотелось, но мне обещали показать какое-то новейшее их изобретение, что перевернет мое понимание магии. Перевернуло — как же.
Как вы понимаете, я поехал. Нет, сначала все было как обычно — песни, пляски, воззвания всякие. А потом мы пошли к корням. Стража осталась снаружи, а мы с братом зашли внутрь. Я был под защитой, максимальной, но брат оказался менталом. Ударил мне чем-то по мозгам, и я поплыл. А когда очнулся, на мне уже были адамантиевые браслеты.
Ну, а после мне показали артефакт, который сделал полный слепок моего внешнего вида и перенес его на брата. Он стал мной, а я стал узником этих тварей! — гневно стукнул он кулаком по столу. — И самое главное, что я не мог даже себя убить — эта сволочь поставила запрет! Потому как после моей смерти магия бы с него слетела. А чтобы этого не произошло, им надо было меня убить так, чтобы всплеск магии никто не почувствовал. То есть, ее надо было подавить, и адамантий тут не справится. Лишь один мог это сделать — ты, ну, или твой отец. Думаю, брат тебя именно к этому и готовил.
— А не проще ли было ему самому тебя грохнуть и сказать, что, мол, враги напали и все такое?
— Кровь на руках убийцы царственной особы не скрыть. Ее любой маг увидит. И умри я от простого, ну скажем, кинжала — и его маскировка слетит. А полуэльфа люди на троне не потерпят. Протороссийская империя — это, в первую очередь, империя людей, и править ими может лишь разумный самой многочисленной расы. Это непреложный закон. В общем, единственный, кто меня мог убить — это ты. Но видимо, что-то пошло не так?
— Да все пошло не так. Твой брат конченый идиот. И вместо того, чтобы предложить мне бочку меда, он пихал мне бочку дерьма. Причем активно так это делал, внушая, что это все же мед. А когда я его в нее макнул, очень обиделся. В принципе, поэтому я и решил в это вмешаться.
— Нагибины не лезут в политику.
— Если политика не лезет к ним. А она очень даже полезла. И тем не менее, я хочу, чтобы наше участие в твоем спасении осталось в тайне. На все вопросы можешь напускать на себя загадочный вид и кивать на божественную волю. Неважно, что ты там будешь петь, главное, не упоминай нас.
— И что же ты хочешь за мое спасение? В альтруизм твоего рода я не верю.