– Точно, – вспомнил я. – Анна как-то хвасталась, что умеет играть на лютне. Может быть, ты сыграешь для нас?
– Нет, – категорически отрезала она.
– Я, просто, спросил, – я примиряюще поднял руки.
– Я могу сыграть, – отозвалась Катрин. – У меня дома есть лютня, это недалеко.
– Ой, я хочу послушать! – завелась Анастасия. – Можно?
– Отлично! – я с готовностью вскочил. – Я готов. А… это… Катрин, у тебя тут дом есть? Я думал, мы все в пансионе живем?
– У нашей семьи тут свой дом, – Катрин улыбнулась. – Но, там никого сейчас нет, а мне одной там скучно.
– А как с этим быть? – я указал на покрывало и плетеную корзинку. – Захватим с собой?
– Лиса соберет, – Диана кивнула в сторону беседки.
То, куда нас привела Катрин, я бы не назвал домом. Это был здоровенный трехэтажный особняк, ничуть не уступающий по размерам пансиону, в который поселили меня.
Прислуги в особняке было немного. Пожилой мужчина, который следил за домом и садом и молодая девушка горничная. Катрин они встретили радушно. Мужчина предложил подать обед, но мы отказались, так как уже покушали. В отличие от нашего дома, этот был построен в другой манере. Холл на первом этаже был небольшой и имел несколько выходов. Прямо из холла на верхние этажи вела широкая лестница.
– Прошу сюда, – Катрин вела нас на второй этаж.
Как и положено, для подобных домов, на стенах висели портреты мужчин в костюмах и военной форме, а так же женщин в красивых платьях.
– Твои предки? – спросил я, указывая на картины в мой рост.
– Да, – Катрин остановилась возле портрета невысокого пожилого мужчины с суровым и пронзительным взглядом. – Это глава нашего рода. Мой дед. У нас в роду, в отличие от многих других высоких родов, всегда главенствовали мужчины. А это мой прадед, – на картине был изображен молодой парень с ярко рыжими волосами и озорной улыбкой. – Он добился для нашего рода того положения, которое мы занимаем сейчас.
– Хорошо придумано, видеть своих предков всегда перед глазами, – сказал тихо я. – И трудиться так, чтобы не было стыдно, смотреть на них…
– А еще, чтобы помнить и годиться, – добавила Катрин. Видать, я сказал это слишком громко.
Катрин провела нас в небольшую комнату, обставленную мягкими диванчиками. В дальней части комнаты стоял небольшой стул. И стены, и мебель, и даже ковры в помещении были выполнены в светлом, бежевом цвете. На стене, за спиной выступающего, было нарисовано красивое генеалогическое древо.
Катрин прошла по комнате, бережно касаясь инструментов, расположенных на специальных подставках. Тут было несколько трубных инструментов, напоминающих горны, несколько флейт или дудочек и, конечно, лютни. Один инструмент мне очень напомнил по форме гусли.
Мы расселись по диванам, а Катрин, выбрав длинную лютню с черным корпусом, устроилась на стуле перед нами. Пару минут она настраивала инструмент, пока он не зазвучал должным образом.
– Начнем с чего-нибудь знакомого, – сказала она. – «Память о трех рыцарях».
Мелодия была тихой, спокойной, грустной. Мне, не сведущему в музыке обывателю, сложно было подобрать слова. Звучала она куда дольше, чем та, которую я слушал на импровизированном концерте. К тому же, Картин играла не в пример лучше. Я неотрывно смотрел на движение ее пальцев. Они с поразительной легкостью порхали над струнами, извлекая чистый и красивый звук.
Когда она закончила, комната погрузилась в молчание. Как это было приятно. Звук уже стих, но в голове продолжала звучать мелодия.
Затем Катрин играла еще несколько лирических мелодий, разбавив их одним маршем. Вот маршей я слышал много, но их исполнение на таком струнном инструменте было совсем другим. Каждая мелодия в исполнении Катрин вызывала бурю эмоций.
После очередной мелодии, Катрин отложила лютню и пересела к нам ближе. Я понимал, как трудно было играть такие сложные вещи и ей, конечно, требовался перерыв.
– Дочь любого благородного дома, с самого детства учат играть на музыкальном инструменте, прививая любовь к музыке, – Катрин лукаво улыбнулась, видя, что я был в восторге от ее игры. – Моя младшая сестра очень умело играет на флейте. В детстве мы часто вместе выступали перед семьей и радовались, когда нас хвалили.
– А почему мелодии без слов? – спросил я.
– Почему же, есть и со словами, – рассмеялась Катрин. – Просто у меня никогда не получалось красиво петь. Да и отец, когда мы играли, любил музыку без слов. В это время он расслаблялся, или наоборот думал о чем-нибудь своем.