Но тот уже бежал вдоль окон. Оглядывался. Пустой двор был как упавшая вдруг пустота без солнца. Мальчишка громко говорил себе: «Побегу я домой! Скорей побегу я домой!» И побежал к соседнему пятиэтажному дому. И скрылся в крайнем подъезде… Да что же такое случилось! Иван Георгиевич поспешно вошёл в раскрытую настежь дверь.
Внутри садик был пуст. Ни воспитательниц, ни детей. Ни на первом этаже, ни на втором. В кухне на плите уже закипала брошенная большая кастрюля. Хлопалась крышка, выпуская на края пену бульона или супа… Иван Георгиевич раскрыл рот: мистика, фильм ужасов.
Бросился в раскрытый пустой кабинет. К телефону. Набрал рабочий номер сына:
– Горка, слушай! Садик пустой, понимаешь?! Все пропали! Четыре часа дня. Ни воспитательниц, ни детей. Крышка хлопается на кухне. Входная дверь распахнута настежь. Где Андрюшка – не знаю. Давай, дуй сюда!
Как тот казачонок, бежал вдоль здания. Почему-то высматривал пропавших на крыше.
Увидел всех за зданием, неподалёку от деревянной беседки. Сразу стал, схватившись за грудь и качаясь. Да чёрт вас дери!
Две женщины в белых халатах сидели на приступке песочницы, вытянув ноги. Спиной к копающимся в песочнице детям. Спокойно ходила там и длинноклювая лёгкая кепка внука Андрюшки… Дед всё смотрел, потирая грудь. Однако к воспитательницам – рьяно выбежал:
– Вы что же это делаете, а? Вы почему всё бросили? Ведь атомная война, можно подумать, началась? Все двери настежь! В здании ни души. Кастрюля кипит! А они сидят, видите ли, тут! Куда все убежали? Крепдешин где-то дают?..
Воспитательница и завернутая в полотенце повариха, опустив головы, с любовью разглядывали свои вытянутые белые ноги.
– Казачонок бежит-плачет, а они сидят… – Иван Георгиевич отряхивал от песка штанишки внука. – Крепдешин, видите ли, где-то выбросили…
У лежащего Георгия Ивановича защипало глаза. Сжал задрожавшие веки. Сразу пошло другое воспоминание. И некуда было от него деваться…
…Пришедший старик этот стоял перед Георгием Ивановичем как унылое железнодорожное расписание – в сером пыльнике до пят, до горла застегнутом на все пуговицы. На голове – драповая кепка.
– Что же вы – так? Ведь жарко? – спросил его Георгий Иванович.
– Ничего. Я привык, – ответил старик.
– Да зачем же? Тридцать в тени!
– Не беспокойтесь. Ничего. Кхым!
Один литой негнущийся сапог он ещё втащил в кабину, а вот второй – никак не уходил за ним в «запорожец».
– Одну минуту. Сейчас!
Старик поддал себя под колено, как-то согнул ногу, втащил, наконец, в кабину. Далеко откинувшись на сидении, захлопнул дверцу. Распорядился:
– Поехали!
Старикан не без привета, подумалось Георгию Ивановичу Туголукову. По просьбе отца он отправился на Примыкан смотреть продаваемую там дачу.
Старик всё время молчал. Сидел как замороженный. За городом Туголуков прибавил ходу. Пролетали последние гаражи. Как какие-то кирпичные заклады в степи. Глаза старика стали слезиться, он всё время вытирал их платком.
– Закрыть окно?
– Не беспокойтесь. Не надо.
Туголуков вдруг понял, что старик плачет. Стало тяжело. Чтобы отвлечь его, спросил:
– Долго ехать?
– Часа три.
Однако это что же? – они ночью, что ли, в горах будут плутать?
Старик понял опасения Туголукова:
– Не беспокойтесь. Я дорогу знаю.
Опять молчали. Старик забыто держал платок в кулаке. Больше не плакал. Проносилась, закруживая, выгоревшая степь. Расползались по ней черепахами горы. Лёгкий коршун, как планер, кружил, высматривал мышек.
О продаже дачи в Примыкане случайно прочитал на круглой тумбе объявлений отец. Почему-то сразу загорелся: «Съезди, Гора, посмотри. То, что мне нужно. Озеро рядом, за ним лес, грибы, ягоды. Ты с Андрюшкой будешь приезжать. Съезди. И цена умеренная».
Уже начинало темнеть в степи. Закат вдали походил на раздавленный, брошенный на землю помидор, розовые облака по высокому небу раскидались. Как раскрывшаяся тайна.
Иван Георгиевич, когда сын развёлся с женой и переехал к нему, стал маяться в собственной квартире. Почему-то считал теперь себя ней квартирантом. Всё время торчал в своей комнате. Не мешал сыну, как он думал, не вмешивался ни во что. Даже на внука своего (Андрюшку), когда тот приходил к ним, смотрел теперь как на маленького нежданного гостя, стеснялся его, не знал, чем занять до прихода его отца. Трудно ему стало почему-то и с сыном, и с внуком. Дача на Примыкане – это просто спасение! «Отец, ну чего ты выдумываешь! Ну чем ты нам мешаешь! Подумай! Ездить за семь верст киселя хлебать?» Но отец стоял на своём – займусь хоть там чем-нибудь. А то закис в городе…