– А как же «калидор»? Или – «бескомфорт»? – не сдавался Туголуков. Или: – «Я не пойду с вами на кантрамис»? (Сизов из пятого цеха без конца на «кантрамис» не шёл. Помнишь?) Я уж не говорю о всяких деревенских бренговать, чуйствовать… Это тоже от плохого слуха человека? Нет, Ваня. Люди любят переиначивать слова. На свой лад, под свою колодку. Так им ндравится. И всё тут! Особенно в деревне. Один сначала скажет что-нибудь этакое хитрое для затравки и ждёт, что будет. А другой тут же радостно и подхватит: «Апальсины, братцы, в магАзине дают! А также маргарины!..»
Катя, казалось, не слушала словесную чепуху мужчин. Сидела с напряжёнными вздёрнутыми глазами белки, которую остановили в колесе.
Когда она вставала и уходила в кухню, муж тихо говорил другу:
– А вообще, Гора, плохо дело. Везде плохо. Комбинат по-прежнему стоит. В цехах оставили по одному начальнику и по пятку рабочих. Работаем один, много два дня в неделю. Денег не видели уже семь месяцев. Мне через год на пенсию, а с каких шишов её начислят? Сам видишь, как живём. Хлеб да картошка. Ладно хоть сын немного помогает. Катя вяжет какие-то детские пинетки, слюнявчики. Потом продаёт их. Раскладывает на ящике возле трамвайных остановок. Милиция гоняет. Позор!..
Возвращалась в комнату Катя. С чайником и с талонным дешёвым печеньем в плетёнке. Муж сразу бодрым голосом продолжал как бы прерванное:
– …Так вот, Георгий Иванович, я переговорил с Алексеевым. Мебельный комбинат сейчас перешёл на гробы. Из ёлки. Но временно. Думаю, весной, когда придёт нормальное сырьё, погонят и столярку. Так и передай Липе. Тогда сразу и закажем киоск…
От Курочицких Георгий Иванович вышел в восемь вечера. С банкой домашнего лечо в сетке – отбиться от Кати просто не смог.
Ждал автобус на пустой остановке. Как будто с протянутой рукой сопел над ним астматик-фонарь. Однако дерево рядом на всю высоту было в снегу словно в седых новогодних игрушках.
Туголуков отходил к синеющим неподалеку кустам и вновь возвращался к оснеженному дереву и фонарю. Автобуса не было.
Из-за угла медленно выехало такси. Туголуков сразу отступил с поребрика к фонарю, как к другу, объединился с ним. Дескать, жду автобус. Но одноглазый разбойник подкрадывался. Остановился напротив. Отрабатывал на месте. Ждал, когда клиент созреет. (Туголуков безразлично крутил по сторонам головой.) Упав на сидении, таксист распахнул дверцу. Как осклабился – прошу! А, чёрт тебя! – Туголуков полез в кабину.
Зубастый счётчик щелкал громко, резко. Сразу через четыре цифры, подлец, бил. И таксист, и Туголуков косились на него. Водила с теплотой, Георгий Иванович с немым возмущением. Мягко переключая скорость, умелец уводил от Туголукова улыбающееся лицо к своему окну.
На Дворце спорта поехала бегущая строка с ошибкой: КУПИМ МУДАКА. ДОРОГО. Побежали навстречу с радужными усами фонари моста через Серебрянку. Туголуков косился на счётчик и словно пересчитывал фонари. Приказал остановить машину. «Нельзя! – коротко сказали ему. – За мостом!»
За мостом Туголуков сунул деньги. Таксист будто на ощупь мгновенно просчитал рубли и монетки. Прозвучала добродушнейшая знойная сипата в кабине: «Ну, хозяин! Мало!» Посмотрели на счётчик. Счётчик с готовностью ударил. Опять через четыре.
Заперев дых, Туголуков начал рыться в левом кармане пальто. Потом, откинув полу – в левом кармане брюк. Сунул ещё две белые монетки. Последние. С банкой в сетке, как с килой, с шумом полез из машины.
– Ну что, узнал? – сразу же спросила жена, едва переступил порог.
Вместо ответа, подал ей сетку с банкой:
– На-ка вот. От Кати.
– Про киоск, я спрашиваю, узнал? – не отставали от него.
Туголуков снимал шапку, пальто.
– Гробы сейчас гонят.
– Какие гробы? Кто? Где?
– На комбинате, Липа. На мебельном. Из ёлки гонят, – разматывал шарф Георгий Иванович. – Самый ходовой товар это, оказывается, сейчас. Дефицит.
Олимпиада так и села. Женщина, казалось, не вмещала услышанного в голову.
– В какое время мы живём, Гора! Где?!.
На другой день с утра в тридцатиградусный мороз Олимпиада поехала к Приленской под Дом печати, чтобы рассказать о поездке Георгия Ивановича к Курочицкому.
Услышав про гробы из ёлки, сдержанная Надежда почти словами Олимпиады с ужасом прошептала:
– Куда мы катимся, Липа!
Как по команде женщины повернулись к забытому Коле Приленскому.
Маленький Коля в великом халате уже прибрал всё на стеллажах после утреннего аврала. За столиком в углу сидел над раскрытым учебником и тетрадкой. До поездки с матерью и шофером Зайцевым на почту ему нужно успеть решить задачку по физике…