— И вы хотите быть там и защищать город. Я понимаю вас, Габор. Скажите лишь, есть ли способ вас удержать? Ваши услуги крайне ценны для меня, и мне очень нравится, что вы человек слова. Поверьте, это очень редкое достоинство, особенно в мире, где принято говорить одно, а делать другое.
— Ваша светлость, благодарю вас за эти слова, но я должен отказаться от вашего предложения и сейчас объясню почему. Не только мое присутствие необходимо в Белграде, там нужны все лучшие рыцари Рима, Милана, Венеции, Флоренции, Неаполя, Генуи, Феррары и всех остальных городов, какие вы только знаете. Это же относится и к солдатам из Франции, Испании, Англии, Португалии, Албании, Валахии, Трансильвании и всех земель христианского мира. Константинополь пал, пока герцоги и дожи сражались за лишний клочок земли. Я устал. Нет никакой чести в войне, где сегодня я сражаюсь против наемников, которые завтра окажутся на моей стороне. Опасность грозит не только Венгрии, но и всем известным землям. У Мехмеда Второго солдат больше, чем звезд на небе, и его войско грозит усыпать поля мертвыми телами, вырубить под корень леса, погасить солнце, убить все, что мы любим. Вот почему я должен ехать. Я не человек чести, но я умею сражаться и собираюсь выполнить свой долг.
Бьянка Мария пораженно молчала. Габор был прав, и, слушая его пламенную речь, она впервые задумалась о том, что, сражаясь за Милан и защищая собственную династию, совершенно упустила из виду происходящее в мире. Падение Константинополя, безусловно, стало трагедией, но Милан больше беспокоился об атаках венецианцев, об эпидемии чумы, о войне между шайками разбойников, которые по-прежнему роились здесь и там, будто назойливые мухи, а потому не обратил на печальные вести издалека особенного внимания. Призывы понтифика прозвучали будто невнятные жалобы, как отзвуки устаревших идеалов, о которых все давно забыли.
— Габор, я не буду вас задерживать. Позвольте лишь поблагодарить вас за то, что вы только что рассказали мне. Ваши слова помогли мне выглянуть за границы моего маленького мира. Безусловно, воплощающего в себе все, что важно для меня, но при этом — лишь частички чего-то несоизмеримо большего. Он может исчезнуть в один момент, если действительно произойдет то, чего вы опасаетесь. Скажу больше, если мне удастся спокойно жить в Милане, растить детей, то этим я наверняка буду обязана таким людям, как вы. Тем, кто готов сразиться с врагом, способным уничтожить всех нас одним щелчком пальцев.
— Ваша светлость, не стоит расточать мне похвалы. Я хладнокровно зарезал женщину, чтобы получить награду, я просто мясник и ничего больше. Но раз уж я умею убивать, то стоит делать это ради цели более высокой, чем споры между герцогствами.
Бьянка Мария удивленно уставилась на него. Последние слова прозвучали как пощечина.
Но Габор продолжал:
— Вот, я хочу вернуть вам это. Все деньги на месте.
Он положил на столик кошелек, который Бьянка Мария сразу же узнала.
Не дожидаясь ответа, Силадьи направился к выходу.
— Прощайте, мадонна, — лишь сказал он.
— Габор! — закричала герцогиня. — Габор!
Но Силадьи, казалось, не слышал ее. Глядя на его удаляющуюся фигуру, Бьянка Мария подумала, что этот человек лучше ее самой, поскольку сумел искренне раскаяться в своих поступках.
ГЛАВА 82
КОЗИМО И ПОАИССЕНА
Флорентийская республика, палаццо Медичи
Козимо никак не ожидал подобного визита. Пусть Полис-сена Кондульмер и явилась к нему без приглашения, синьор Флоренции искренне восхитился мужеством этой невероятной женщины: чтобы поговорить с ним, она не побоялась пересечь материковую часть Венеции, Феррарское герцогство, Болонью и часть Папской области. Как ей удалось добраться целой и невредимой в сопровождении всего лишь одного слуги, оставалось загадкой, равно как и то, почему ее муж согласился на подобное безумие. Впрочем, Медичи хватило одного взгляда на Полиссену, чтобы понять: спорить с этой женщиной совершенно бесполезно.
Словом, сегодня Козимо ждал совершенно особенный визитер, не говоря уже о том, что причины, побудившие знатную даму отправиться в столь рискованное путешествие, явно были невероятно важными.
— Мадонна Кондульмер, я бесконечно рад приветствовать вас в моем скромном жилище, — обратился к ней синьор Флоренции.