Знатная венецианка улыбнулась:
— Мессер Медичи, это я очень рада видеть вас, а что касается скромности, то я бы скорее назвала ее невероятной элегантностью. От изысканности предметов обстановки, выбранных вами, просто захватывает дух.
В подтверждение своих слов она обвела взглядом великолепные фрески, украшавшие гостиную, в которой ее принял Козимо, роскошные сундуки, обитые бархатом и из мной парчой, резные деревянные шкафы. Зад быд прекрасно освещен благодаря десяткам свечей, огоньки которых сияли, буя-то звезды, в четырех тяжелых кованых люстрах, свисавших с восхитительного кесонного потолка.
— Что же побудило вас нанести мне этот неожиданный визит? — с легким нетерпением спросил Козимо.
— Мессер Медичи, прошу вас простить мои настойчивость и неучтивость, но у меня не было другого выбора. Я решилась на это по очень простой и в то же время серьезной причине. Я приехала во Флоренцию, в ваш дом, чтобы просить вас о мире.
Козимо вопросительно поднял бровь.
— О мире? О каком мире вы говорите? Неужели вы считаете, что я хоть раз на кого-нибудь нападал? Боюсь, это другие заставляют меня воевать, — раздраженно ответил он. — Альфонсо Арагонский, а точнее говоря, его сын Ферранте решил атаковать меня безо всяких на то причин, просто для того, чтобы отобрать мои земли, расширить собственные владения и постепенно поделить всю Италию пополам с Венецией. А мне что оставалось делать? Подарить ему то, что принадлежит Флорентийской республике? Если речь об этом, мадонна, боюсь, в этом случае я уже не буду настолько рад вас видеть.
Полиссена почувствовала, что беседа принимает опасный оборот, причем совершенно неожиданно. Козимо славился своим редким умением сохранять спокойствие, но это вовсе не означало, что он готов выполнить любую просьбу. Она слишком поторопилась. Нужно объяснить, убедить его, ну конечно. Как она могла повести себя так глупо?
— Мессер Медичи, простите мою поспешность, конечно же, я не собиралась ни в чем вас обвинять. Позвольте мне начать заново. Я хочу сообщить вам, что Венеция намерена заключить мир с Франческо Сфорцей. Тому есть различные причины, но главная — просьба папы римского, который уже давно тщетно пытается создать союз христианских королей, герцогов и синьоров для совместной борьбы с Османской империей. Возможно, Флоренция не так сильно пострадала от падения Константинополя, как Венеция, хотя мне известно о том, что ваша республика вела дела в Византии при посредничестве Пизы, а также о вашем огромном личном интересе к греческой культуре. Ведь именно вы приложили все усилия к тому, чтобы объединение Греческой и Римской церквей состоялось, несмотря на все трудности. Для этого вы даже перенесли Феррарский собор сюда, во Флоренцию.
Козимо кивнул. Похоже, такой подход понравился ему больше.
— К сожалению, должен признаться, несмотря на заверения константинопольского василевса, этот договор так и не начал соблюдаться. Боюсь, это было одной из причин, по которым папа римский мало чем помог Константину Одиннадцатому Палеологу. Слишком просто просить солдат и корабли, не соблюдая при этом заключенные соглашения. Как вы знаете, мадонна, это сложный вопрос, и найти решение, которое устроило бы всех, оказалось непросто.
— В итоге его и не нашли, если, конечно, не считать таковым падение Константинополя.
— Именно, — со вздохом подтвердил Козимо.
— В таком случае, мессер Медичи, вы, конечно, понимаете и, полагаю, разделяете точку зрения папы.
— Вне всяких сомнений. Но что вы предлагаете?
Чтобы вы подписали мирный договор с Франчесю Сфорцей и дожем Франческо Фоскари, одновременно обрл jo-hub коалицию против гурок. Понтифик сразу же присоединится к подобному объединению, — ответила Полиссена.
Козимо де Медичи задумался. Было очевидно, что идея ему нравится, но чтобы воплотить ее в жизнь, не хватало одного ключевого элемента.
— Вы забыли о важной детали, — сказал синьор Флоренции. — Альфонсо Арагонский сейчас не ведет открытых военных действий, но должен вам признаться, что меньше месяца назад войска его сына дошли почти что до ворот моего города. На данный момент у меня нет никаких гарантий, что он не вернется с еще более решительными намерениями.
— Мессер, — настойчиво проговорила Полиссена, почувствовав легкую перемену в тоне Козимо, означавшую, что он уже почти готов согласиться, — подумайте, что означало бы мирное соглашение между вами, Франческо Сфорцей и Франческо Фоскари. Венеция, Милан и Флоренция вместе сразу же получат поддержку папы. Это никак не помешает вам в случае необходимости отразить атаку Альфонсо Арагонского, а вот король Неаполя поставит себя в сложное положение, если останется единственным, кто захочет продолжать войну. В этом случае против него выступит союз трех государств, даже четырех, поскольку Николай Пятый также вступит в это объединение, а сам Альфонсо Великодушный, всегда объявлявший себя образцом христианства, окажется единственным, кто не вступит в ряды защитников веры. Не кажется ли вам, что если мирный договор будет заключен, то и Альфонсо Арагонскому ничего не останется, кроме как сложить оружие?