Выбрать главу

— Мессер Барбо, насколько я понимаю, вы принесли важные новости. Поэтому прошу, говорите без промедления. Мы вас слушаем. — Дож еще раз кивнул, будто призывая члена совета как можно скорее изложить сведения, уже известные им обоим.

Впрочем, Никколо Барбо не нужно было ни подбадривать, ни торопить: он давно предвкушал этот момент. Подойдя к своему стулу, он оглядел остальных членов Совета десяти и, не теряя времени, начал подробный рассказ о том, что ему не терпелось поведать.

— Многоуважаемые члены Совета! — провозгласил Барбо, торжественно выговаривая слова, будто зачитывал смертный приговор. — Выполняя указания нашего дожа, в последние несколько месяцев я предпринял все возможные усилия, чтобы провести тщательное расследование относительно Франческо Буссоне, известного под прозвищем Карманьола. Моей целью было превратить подозрения, которые уже давно возникли у нас по поводу его действий, в уверенность, подтвержденную неопровержимыми доказательствами. И теперь позвольте сообщить, что мои старания увенчались успехом. — Мессер Барбо выдержал долгую паузу, желая усилить эффект своей речи. — Вот уже несколько лет мой человек постоянно находился рядом с Франческо Буссоне. До недавнего времени ему не удавалось раздобыть документы или заявления, подтверждающие предательство Карманьолы, но несколько дней назад мое терпение было вознаграждено. Я не могу раскрыть имя своего осведомителя, но в любом случае важно лишь то, что он передал мне следующие документы. — С этими словами Никколо Барбо резко поднял руку, предъявив членам Совета десяти пачку листов бумаги. Он сделал это так демонстративно и неожиданно, что большинство советников с открытыми ртами уставились на страницы, словно те были вырваны из священной книги. — Здесь вы найдете доказательства измены Франческо Буссоне. Это письмо, подписанное герцогом Милана, в котором он обращается к нашему военачальнику с просьбой повременить с атакой, а где возможно, и вовсе отказаться от нападения на его армию. Более того: Филиппо Мария Висконти просит Карманьолу не спешить на помощь Кавалькабо в Кремоне. И вы отлично знаете, к чему привело промедление! — горячо воскликнул Барбо, потрясая листами бумаги. — И это еще не все, — тут же добавил он.

— В самом деле? — недоверчиво переспросил Пьетро Ландо. — Неужели есть предательство ужаснее?

Вопрос, казалось, повис в воздухе. И хотя в ожидании ответа прошло всего несколько мгновений, они показались нескончаемыми.

— Слова мессера Барбо — истинная правда, но есть и еще кое-что, — отозвался вместо Никколо дож. — Филиппо Мария Висконти не просто попросил нашего кондотьера воздержаться от сражений: он подкупил его, предложив деньги в обмен на бездействие.

Поднявшийся гул голосов ясно дал понять, насколько поразило собравшихся по ужасное известие.

— Если говорить точнее, герцог предложил ему пятьсот дукатов и земли, относящие к городу Паулло, — продолжал дож. — Как вы сами сможете увидеть, среди бумаг, предъявленных мессером Барбо, есть акт передачи собственности вышеупомянутых владений, составленный нотариусами его светлости герцога Миланского. Естественно, Карманьола принял его условия.

— Предатель! — прогремел Пьетро Ландо.

— Смерть ему! — воскликнул Лоренцо Донато.

К ним присоединились и остальные члены Совета, выкрикивая разнообразные ругательства и угрозы.

Франческо Фоскари, ожидавший подобной реакции, поднялся, чтобы привлечь всеобщее внимание:

— Господа, пожалуйста!.. Я понимаю, что новости вызвали у вас возмущение и даже ярость, но знайте, что я уже принял решение касательно дальнейших действий. — Будто желая подчеркнуть, что его распоряжения окончательны и не подлежат обсуждению, дож поднял руки. — Я приказал доставить Карманьолу во дворец. И чтобы дать ему понять, что я не такой глупец, как ему кажется, оставил томиться, словно рагу в печи. Надеюсь, он успел сообразить, что мы все знаем. Что Венеция все знает! Затем я дал приказ арестовать Франческо Буссоне и бросить его в венецианскую тюрьму, чтобы он уже никогда оттуда не вышел и гнил в подвале вплоть до суда и объявления приговора. Конечно, мы подождем окончания процесса, но хочу признаться, что намерен отрубить ему голову за государственную измену.

Последняя фраза пронзила воздух будто лезвие ножа и вызвала всеобщее молчание. В словах дожа остро чувствовалась неотвратимость, словно приговор провозглашал не только смерть Карманьолы, но и ненадежность будущего, страх перед развитием событий после казни командующего материковой армией Венеции. Невероятная хрупкость власти правителей города была совершенно очевидна. Да, они раскрыли двойную игру Карманьолы, но разве можно твердо рассчитывать, что и следующий военачальник не поведет себя подобным образом?