Призвав на помощь все свое влияние, Франческо Фоска-ри попытался успокоить остальных. Продолжая стоять перед членами Совета десяти, он искал ободряющие слова:
— Я понимаю, что тревожит вас, друзья мои. Сегодня мы раскрыли козни двуличного Карманьолы, но кто может гарантировать, что в будущем не найдутся новые предатели, желающие навредить Венеции? Я не хочу лгать вам, а потому дам единственно возможный честный ответ: никто. Тем не менее есть человек, который уже давно всей душой жаждет стать новым предводителем нашей армии, и его зовут Джанфранче-ско Гонзага. Он единственный все эти годы хранил верность знаменам с крылатым львом. Гонзага воевал за герцога Миланского, но согласился на это лишь потому, что в то время Висконти были нашими союзниками. В остальном он всегда знал, на чьей он стороне. Знал лучше Коллеони! Лучше Кавалькабо! Так что, надеюсь, сенат в ближайшее время окажет ему честь, назначив капитаном венецианской армии.
После этих слов в зале что-то изменилось. Нельзя сказать, что члены Совета десяти полностью успокоились, однако ровный тон дожа и предложенное им решение значительно улучшили обстановку.
Представители знатных родов Венеции проводили взглядом своего главу, покидающего зал, а затем потянулись к выходу один за другим, думая, что, возможно, еще не все потеряно.
ГЛАВА 28
МАЭСТРО МИКЕЛЕ
Миланское герцогство, замок Аббьяте
Художник неторопливо ходил по комнате, слегка покачиваясь при каждом шаге. Длинные черные волосы падали ему на лицо непослушными прядями и, казалось, отливали синевой, словно перья ворона. По крайней мере, это точно были не пятна краски, в этом Аньезе не сомневалась. Что-то в госте внушало ей беспокойство, словно его тень, распластавшаяся по деревянному полу, могла вдруг обратиться в существо из плоти и крови, вскочить и наброситься на нее.
Микеле да Безоццо кутался в длинный темный плащ с тонкой серебристой отделкой; из-под объемных складок виднелись его руки, бледные и худые. На пальцах посверкивали золотые перстни с красными, голубыми и зелеными драгоценными камнями, в которых отражались десятки огоньков, горевшие в массивных люстрах: Аньезе очень любила теплый свет свечей и всегда просила зажечь их как можно больше.
С того момента, как художник вошел в кабинет, где она обычно в одиночестве предавалась чтению и наукам, Аньезе не могла отвести от него глаз. Что-то необычное было в этом живописце, создававшем свои работы по образцам северных школ. Говорили, что он много путешествовал по Италии и другим странам, что ему открылись тайны и секреты, недоступные большинству людей. Глядя на его высокую и слегка нескладную фигуру, закутанную в черный плащ, на его унизанные кольцами пальцы с отполированными до блеска миндалевидными ногтями, Аньезе была совершенно очарована, особенно после того, как Микеле посмотрел прямо на нее темными глазами, похожими на бездонные колодцы.
— Ваша светлость, — произнес художник, сделав изящный поклон.
В нем чувствовалась некая врожденная утонченность: худое тело под широкой накидкой казалось не плотью, а переплетением извилистых ветвей, но при этом каждое движение было проникнуто удивительной гармонией. Да Безоццо словно прибыл из далеких чудесных краев, а может, даже из иных миров.
— Маэстро Микеле, благодарю вас, что так быстро откликнулись на мою просьбу, — сказала Аньезе. В ее голосе сквозило естественное восхищение этим человеком, так непохожим на остальных и вызывавшим в ней любопытство и необъяснимый душевный трепет. Аньезе не смогла бы объяснить это чувство, но она испытывала к художнику странное влечение — не физическое, но охватившее ее разум и лишившее силы воли.
— Мадонна, любое ваше желание — закон для меня.
Звучание глубокого мелодичного голоса Микеле невероятно нравилось Аньезе. Гораздо больше, чем она могла вообразить. Женщина заставила себя успокоиться. Вовсе не для того она позвала живописца, чтобы он соблазнял ее своими плутовскими уловками. И все же от него исходила некая сила, которой было очень сложно противостоять.