- Дорогая моя, Алёна, сейчас ты должна меня выслушать молча и не перебивая, знаю будет тяжело, но просто дослушай до конца хорошо? – Ласково и в то же время строго попросила женщина. Громко сглотнув ком, застрявший в горле, я медленно кивнула.
- Ладно, - продолжила Елена Викторовна, не сводя с меня напряженного и печального взгляда. - Алёна, сегодня в час дня машина твоих родителей попала в аварию. Как мы выяснили, виноват в этом твой отец, который находился в данный момент за рулем, на пассажирском сидении сидела твоя мать, Мария Александровна. Их машина выехала с обочины и несколько раз перевернулась в воздухе. Алексей Михайлович, твой папа, погиб на месте, а Мария по дороге в больницу. Мне жаль, мы уже позвонили сестре твоей матери. Алён, ты меня слышишь?
Слышала ли я её тогда, да, но находилась в другом месте. Воображение рисовало передо мной картинку этой аварии, везде было много крови и изувеченные тела моих родителей. Они наверное ждали от меня хоть какого-то проявления эмоций, это было видно по их напряженным спинам, выражением лиц. И знаете… я улыбнулась. Сначала это была робкая и неуверенная улыбка, которая становилась все шире, пока от такой лыбы не начали болеть скулы. И .. смех, громкий, истеричный, даже отчаянный. Вместо слез хохот, который я не могла остановить. Ситуация казалось мне такой комичной и нелепой. Сознание твердило что это все бред, шутка, абсурд одним словом. Спустя минут пятнадцать моей истерики я взглянула на растерянных и даже напуганных людей, молча взирающих на меня. Теперь они наверное ждали слез или причитаний, но я просто замолчала. Замкнулась, как говорил потом мой психотерапевт - это был шок. Нет, я разговаривала с родственниками и еще какими - то людьми, друзьями. Все пытались как-то приободрить, уверяли что все хорошо, так и хотелось крикнуть им: АЛО, люди, вы себя со стороны то слышите, какой хорошо, я потеряла самых близких в жизни людей. Только два человека в этом мире могли меня понять – Анька, и о боже какая нелепость, тот самый мамин мужчина, явившийся ко мне домой. Он просто пришел и встал на колени, моля о прощении, рыдая так громко, что это разрывало душу. Любил, да, боже только сейчас я поняла, как он её любил, и как бы она была с ним счастлива. Только вот за что он просит прощения, а Игорь, так его звали, ответил. Неожиданность, а потом осознание, но я не винила этого человека. Вина лежала только на родителях, они оба себя погубили, и лишь они виноваты в своей смерти. Отец за то, что не ценил, а мать за то, что лгала. Как выяснилось, папа узнал об этой интрижке, приехал за матерью. Она села в машину, чтобы поговорить и все рассказать, но отец почему то не стал слушать. Интересно почему?! Да уж, мама точно идиотка, а он просто погнал, ну и как вы понимаете доездился. Их смерть стала неожиданностью для всех без исключения. Более 150 человек пришли отправить в последний путь отца. Все гладили меня по голове, совали деньги, говорили одну и ту же фразу «прими мои соболезнования» или «это так ужасно, горе то какое». Последний человек, сказавший мне что-то наподобие этих фраз, был облит грязью с ног до головы, вырывавшейся из моего рта. Больше никто не осмелился подойти ко мне с подобной чушью. Маму хоронили на следующий день в деревне, где родилась её мать, моя бабушка. Я знала, что мама очень хотела всегда оказаться именно там, со мной спорить не стали. Прошло всё довольно тихо, приехали самые близкие люди, но и то их собралось около ста. Я больше ни на кого не кричала, но также и не обращала внимания. А смысл? Казалось, смысла не было во всем. Только один человек имел хоть немного этого смысла. Анютка, мой ангел во плоти. Она стояла рядом, крепко вцепившись в мою холодную руку, не говорила ни слова, но я итак всё понимала. Этот человек меня не оставит, будет рядом даже на огромном расстоянии. На протяжении этих ужасных дней, я либо молчала, либо редко разговаривала, даже позволила себе несколько улыбок. Слез всё не было, да я уже и не надеялась их увидеть на своем лице. Некоторые люди косо на меня смотрели, позже я случайно услышала разговор между знакомыми родителей.
- Как можно быть такой бесчувственной?! У этого ребенка вообще есть сердце, она испытывала хоть каплю любви к своим родителям. Какое свинство, её мать погребают, а она стоит и улыбается, смотря на это! – Яростно и явно с негодованием шептала одна толстая тетка другой, а её собеседница молча кивала, соглашаясь. Так хотелось выйти и засмеяться им в лицо, крикнуть: «Да, что вы вообще понимаете?! Загляните ко мне в душу, и тогда вы задохнетесь от той боли, что переполняет каждую клеточку моего организма». Но нет, я разумеется не стала ничего говорить, а просто ушла туда, где смогу побыть одна, наедине с этой невыносимой болью, разъедающей сердце. Точно, теперь мне стоить помнить, что я одна. С этого самого момента я сама по себе или за себя. Одна! Большое озеро, расстилающееся вдоль всей деревушки, встретило меня тишиной. И только тогда, когда моя невезучая задница соприкоснулась с землей, располагавшейся на краю воды, я заревела. Вой и скулеж разорвали тишину и спокойствие озера. То были слезы отчаяния, злости, любви, прощания. Они шли от самого сердца. Казалось, я ревела всю ночь, а может так действительно было. Я зареклась, что больше не пролью и слезинки. Слезы - это слабость и удел тех, кто привык жалеть себя. Я себя жалеть не собиралась и другим бы не позволила. Тем утром, когда восходящее солнце окрасило водную гладь, что-то изменилось во мне, пятнадцатилетней девчонке. Потом в жизнь ворвалась череда событий: тетя оформила опеку надо мной, я все-таки сдала экзамены, не так идеально как хотелось, но законные пятерки красовались в моём аттестате, отпраздновала выпускной с ребятами, они не смотрели на меня с жалостью, вели себя так как и всегда, то есть как идиоты, нет, любимые идиоты. Потом пришлось забрать документы из родной школы и перевестись в ту, которую подобрали для меня Оля и Олег. Это было логично, теперь я переезжала от города, в котором родилась и провела всю свою сознательную подростковую жизнь, на несколько сотен километров. Вещей было немного, родительский дом по завещанию принадлежал мне, поэтому он никуда не денется. Уехала я на машине вместе с Олегом и Олей. Аня держала меня в объятиях около часа, если не больше, твердя, что будет писать и звонить мне каждый день. И то, что я должна навещать её хотя бы раз в месяц. Было грустно, тоскливо, больно, но только у меня внутри. Снаружи люди видели всё ту же девочку, изменения были лишь во взгляде. Он словно потух, там не было счастья и таких маленьких смешинок. Но и это различие могли заметить лишь самые близкие люди, знающие меня всю жизнь. А точнее это замечала теперь только Анька.