- Ты дьявол, - Кричала Дарья на своего супруга. Что ты сделал с нашим сыном! Сперва, ты его избивал, а теперь у него на спине красуются непонятные татуировки. Во что ты хочешь превратить наше дитя?
Дарья билась в истерике, заламывая руки, но Руслан твердил лишь одно, «Так было нужно». Через некоторое время в комнате стало тихо, буря улеглась, и Павла снова увозили из дома. Мать его твердо решила переехать, и оторвать мальчика от отца, пока тот не загубил его жизнь.
- Одного ребенка я уже потеряла,- сказала она, после того как успокоилась, - этого ты не посмеешь у меня отнять. Я не позволю сделать из него преступника, такого, каким являешься ты. Все время пока тебя не было с нами, я следила за тем, чтоб он не пошел по «наклонной».
Дверь перед Русланом затворилась, и Дарья увезла сына в подмосковный, маленький городок под названием «Юбилейный». Руслан остался один, и тяжесть империи преступного мира показалась ему черным прудом, с кишащими в нем чертями. Он не пытался удержать свою супругу, слишком велик был соблазн. В любой момент он мог сорваться и потребовать помощи сына, которая оборачивалась для того сущим кошмаром.
Павел не говорил с Дарьей несколько дней, все это время молчаливая женщина ухаживала за сыном, и пыталась облегчить его страдания. Она была уверенна, что это по распоряжению Руслана сыну изуродовали тело. Спрашивать подробности было бесполезно, мальчик никогда не говорил, как это произошло, и почему отец твердил, что так было нужно.
После состоявшего разговора между сыном и отцом, Руслан несколько дней просидел у себя в кабинете, разослав своих людей в дальние уголки России. Что он искал или кого было ведомо лишь ему одному. Когда поиски оправдались отец и сын уехали.
В обветшалом, постаревшем, и потемневшим от непогоды деревянном маленьком доме, насквозь пропитанным непонятными запахами, на окраине в одной из далеких заброшенных деревень, чету Строевых ждал одинокий старик. Его седая борода доставала почти до пупка, сгорбленный, прихрамывающий мужчина, выглядел на те года, до которых челок не в состоянии дожить. Его изба состояла из двух комнат, одна из которых была увешена оберегами и засушенными травами. Вблизи этого дома не было почти ничего живого. Среди заброшенных домов, которые напоминали развалившиеся руины, Руслан проводил сына к старику. «Колдун», и никак иначе звали его по молодости, и по сей день, он доживал свою одинокую старость в окружении дикой природы, на окраине давно заброшенного, и позабытого села.
Старик посмотрел на рослого, бледного, исхудалого юношу. Павел почувствовал как взгляд этот пронзает его на сквозь, забирается в душу и заставляет ее леденеть точно так, как это случается во снах, после которых Павел долгое время приходит в себя. Как бы ему хотелось сейчас развернуться и убежать из этого места. Но отец крепко держал своего сына за плече, не давая повода для побега. Блеск безрассудства отразился в старческом взгляде. Павла стало немного лихорадить, и он прижался к Руслану, чувствуя, как ноги его отказываются стоять. Если взгляд его заставляет меня трястись как осиновый лист, думал про себя Павел, что же будет дальше…
А дальше происходило следующее. «Колдун» попросил своих гостей удалиться, не менее чем на сутки. Руслан повиновался. Он прошептал своему сыну на ухо чтоб тот не боялся, и развернувшись, ушел, так быстро как только мог. Потому как сам отец боялся передумать, бросить все и увезти свое чадо. Вот только совесть его не давала покоя, он винил себя во всем, что теперь происходило с ребенком.
Павел остался один на один с безумным стариком, и бежать ему было некуда. Старик не произнес ни слова, жестом пригласил мальчика войти в дом и наглухо запер дверь. Тот едва справлялся со своим волнением, и руки его дрожали, когда старый человек, с выбеленными волосами подал ему оловянную кружку с горячим напитком. Где же ты Аня, вопрошал Павел, глядя на потолок, не бросай и ты меня, я ужасно боюсь.
- Не зови ее,- раздался сильный, властный голос старика, ей здесь не место, не сейчас. Она придет к тебе, когда будет можно, но сейчас я не впущу в свой дом призрак девочки.
Павел расширил глаза, его рот открылся, но оттуда не вылетело ни звука. Он боялся смотреть на «Колдуна», боялся его слишком живых глаз, на желтом, морщинистом лице.
-Ты должен довериться мне, я постараюсь прогнать их. А теперь пойдем со мной. Ночь будет долгая…
С этими словами, они прошли в комнату, которая не была замечена ни снутри ни с наружи. Павел едва ли не задевал головой низкий потолок, крошечной комнаты, в которой разливался теплый желтый свет. Множество свечей, расставленные повсюду, где только можно, пылали огнем. Они горели с пола и до самого потолка, на всевозможных полках и подставках. Посредине комнаты стоял стол, во весь человеческий рост, и когда седовласый старик попросил мальчика раздеться и лечь, тот снова попятился к выходу.
- Ты хочешь избавиться от своих кошмаров или нет! - закричал старик, и от силы его голоса задрожали стены, а вместе с ними пламя горевших свечей.
Павел едва не осел на пол от страха, на ходу снимая свою одежду, он так быстро приблизился к столу, что едва заметил это. Черные глаза старика остановились на теле юноши. Он поднял свой жезл, который служил ему опорой и указал на недавние порезы.
- Ты неумело обращаешься со своим даром, темные дела привлекают только темные силы. Вот они и терзают тебя, потому как ты сам открыл им дорогу в свою душу. Твой отец вовремя одумался, но будет ли это конец?
Cтарик уложил мальчика на стол, привязал его руки и ноги, и стал расхаживать взад и вперед, бормоча при этом что-то себе под нос. Павел стал прощаться с жизнью, но старик перебил его, сказав, что умирать ему еще рано, затем усмехнулся, и принялся бормотать еще сильней и громче. В комнате, где два человека разделяли один обряд, поначалу было до невыносимости душно. Всякий, кто зашел бы туда, мог с легкостью потерять сознание от запаха воска, густо переплетающего с запахом зажженной травы. Сейчас же, Павел, лежавший на холодном деревянной столе, испытывал холод, его кожа покрылась мурашками, и глаза стали постепенно закрываться.
- Они идут,- услышал он слова старика, сквозь окутавшую его дремоту.
Они действительно пришли. Их рты бесшумно открывались и закрывались, глаза неустанно следили за мальчиком, и длиннющие руки, с острыми когтями уже потянулись к молодому телу. В таком состоянии Павлу было тяжело отличить реальность от сна, чувства и мысли уступали место страху, более он не мог ничего испытывать, и думать. Вокруг стояла несусветная тишина, не существовало ни старика, ни света, ни запаха. Только дикий холод и приступ нарастающей боли. Он бы и рад подумать о чем-нибудь, но мысли его забились в уголок сознания, и вспомнить что-либо в эти моменты было абсолютно не возможно. По тому, как чай, который Павел выпил еще в передней, стал для него дурманом. Так было нужно старику, что бы «бесы» не заподозрили неладное. Старик притих, как только почувствовал их присутствие. Он обратился в камень, так тихо было в этот момент, будто у него совсем не билось сердце, и легкие его не наполнялись кислородом. Когда на теле мальчика стали появляться порезы, старик понял что время пришло. Он поднял мальчику веки, своими иссохшими руками. Белки глаз наполнились черным цветом, на старика в этот момент смотрели глаза бесов. Старик очень громко прошипел, будто сам обратился в беса, слово «С-А-Л-А-Х-И-М», и порезал себе руку. Комната наполнилась запахом крови, и грудь Павла выгнулась колесом. Рот мальчика открылся, оттуда раздалось такое же шипение в ответ, руки и ноги его стали вырываться.