Будучи законопослушным гражданином, ежедневно посещая рабочее место на металлургическом предприятии, он нередко с мужиками, после смены, распивал неподалеку от проходной пиво, или водку. И видел бомжей обитающих там, и даже сдружился с одним из них, откликающимся на прозвище Карл Маркс, данное ему за густую бороду и буйную шевелюру, вызывающую немалое сходство с апологетом и основателем марксизма-ленинизма, политического течения, по которому еще недавно, жила великая держава.
Нередко он оставлял Карлу Марксу пива, угощал сигаретами, вел разговоры за жизнь. Карлу Марксу принадлежал обширный участок территории призаводской площади, четвертая его часть. Остальные участки принадлежали еще трем бомжам, составляющим стаю. На чужую территорию Маркс не лез, довольствуясь тем, что имеет. Если и заходил на чужой участок, то лишь с просьбой о помощи. Прогнать чужака, дерзнувшего промышлять на его земле, игнорируя законные требования хозяина. В просьбе о помощи ему никогда не отказывали, как не отказывал и он сам, когда с такой просьбой обращались к нему.
Чужак изгонялся, сопровождаемый пинками и затрещинами, будучи не в состоянии справиться с четверкой рассерженных бомжей. Гнали его пинками, как можно дальше. Если наглец не спасался бегством, помышляя только о спасении, последствия могли быть самыми печальными. Прогнав чужака за трамвайную остановку, а потом за дорогу, его загоняли в придорожные кусты, где били смертным боем. Били молча и жестоко до тех пор, пока жертва не переставала подавать признаков жизни. Лишь после того, как подвергнувшаяся экзекуции жертва переставала реагировать на сыплющиеся со всех сторон удары, избиение прекращалось. Вытерев окровавленные кулаки, ноги и палки о траву, они возвращались на свои участки, потеряв к чужаку всякий интерес. Избитый, придя в сознание, выбирался из кустов и убирался прочь, чтобы больше никогда не появляться здесь, иначе его могли забить насмерть, ведь нынешнее избиение, лишь предупреждение, не более того.
Не было у бомжей, обитающих на призаводской площади, необходимости рыться в мусорных бачках в поисках съестного. Да и бачков там отродясь не бывало. Только урны у пивных ларьков, да контейнеры вблизи единственного на всю округу продуктового магазина, где самым популярным продуктом для работяг, была водка. Потреблялась купленная в магазине водка в ближайших кустах, где выпивающая компания устраивалась на стоящих там с незапамятных времен лавках, чтобы с относительным комфортом выпить и пообщаться за жизнь.
Всего лавочек на призаводской площади, в кустах, было четыре, по числу обосновавшихся там бомжей. Столько же было и пивных ларьков, вкупе с магазином, так что споров из-за того, где чье добро, не было. Если и спорили, то лишь по пустякам. Закончив трудовой день, обменяв дневной стеклянно-металлический улов на звонкую монету, они затаривались выпивкой и закуской, чтобы скоротать вечер в дружеской беседе, прежде чем удалиться на отдых в персональное жилище. Колодец теплотрассы, где летом, в жару, прохладно, а зимой, когда на улице воздух звенит от мороза, тепло и сухо.
В основном выручка, собранная за день, тратилась на спиртное и курево. Продукты если и покупались, то только для того, чтобы устроить маленький праздник после трудового дня, и немного осталось на завтрак, до начала «рабочей» смены. Сама же «рабочая» смена состояла из двух частей: маленькой и большой. Маленькая начиналась с семи утра, когда люди спешили на работу, и с работы. Те, кто стремился поскорее проскочить за проходную, интереса у бомжей не вызывали.
Спешащие на работу субъекты с помятыми, зачастую похмельными рожами, не прочь были купить пивка для поправки здоровья, но необходимость проходить через проходную, удерживала от подобного шага. Как не велико было желание опохмелиться после вчерашнего, о пиве следовало забыть. Дежурившие на проходной «овчарки», здоровенные бабы, зарабатывающие на жизнь отловом поддатого мужского поголовья, имели на спиртное нюх, почище собачьего. И с легкостью улавливали не только свежачок, но и застарелый перегар. Зачастую и нюхать было не нужно, достаточно заглянуть в подернутые мукой глаза. И поэтому мужички, употреблявшие накануне, старались не встречаться взглядами с церберами в юбках. Старательно отводя взгляд, торопливо проскальзывая мимо в толпе, спешащей на работу в урочный час. Чтобы не выдать себя несвежим дыханием, запасались в ларьках жвачками и душистыми леденцами. А если мучающий несчастного сушняк был невыносим, страдалец покупал бутылку лимонада, которую с жадностью проглатывал возле ларька, пытаясь затушить бушующий внутри пожар.
Помимо леденцов, жвачек и лимонада, утром хорошо покупались сигареты. Но это была прибыль ларечников, никоим образом не касающаяся обитающих на призаводской площади бомжей. Поэтому начало утренней «смены», маргиналы предпочитали проводить в лежбищах. Завтракая, опохмеляясь, готовясь к началу трудового дня, что начнется немного позже.
Час, когда бомжи уже проснулись, но еще не приступили к работе, был, единственным, более-менее спокойным временем для залетного чужака, решившего разжиться стеклотарой, без риска получить по морде. Такие залетчики, время от времени появлялись, но, наученные горьким опытом, стремились побыстрее собрать скудный бутылочный улов, и ретироваться, чтобы не попасть на глаза здешних бомжей, которые с чужаками не церемонятся.
Знали о «летунах» и бомжи, но жестких мер к нарушителям не принимали. Вовсе не из-за того, что утром они были снисходительнее к тем, кто посягает на их добро. Причина подобной лояльности в другом. Рано утром, спешащие на завод работяги, не смотря на настойчивое требование измученного похмельем организма, пиво в ларьках предпочитали не брать, довольствуясь газировкой и минеральной водой. Безалкогольные напитки тоже были в стеклянной таре, но она была либо бесцветной, либо светло-зеленой, а значит, и стоила сущие копейки. Такую тару бомжи собирали в последнюю очередь, за неимением лучшего. Поэтому они и не были против, если кто-то собирал эту мелочевку, избавляя их от лишней возни.