Это не означает, что в предшествовавшие десятилетия не случалось никаких ситуаций напряжённости. Напряжения всегда существуют в системе суверенных государств. Одним из старейших и наиболее привычных напряжённостей был, например, "восточный вопрос" – стремление к независимости балканских народов, под воздействием которого Оттоманская империя медленно разрушалась и которое также угрожало империи Габсбургов. Россия содействовала этому освобождению балканских славян от зависимости. Австрия и Англия тормозили его. Первая – поскольку она от этого ощущала угрозу себе, вторая – потому что не хотела допустить Россию в Средиземное море. Всё было давно привычным и сыгранным. Из-за этого войну не начинали. Когда на Балканах происходило новое восстание, новый инцидент, в действие вступал "европейский концерт" великих держав, и дело каким-либо образом улаживалось. Так происходило на протяжении десятилетий. Это могло так продолжаться ещё в течение десятилетий, в том числе в 1914 году.
Другое напряжение царило в самой Германии. То, что с 1871 года на том месте, где прежде находилась самая малая из европейских держав, Пруссия, неожиданно образовалась самая большая и самая сильная держава – Германский Рейх – было огромным потрясением привычного европейского равновесия сил. Добиться изменения без всеобщей войны – то было непростым делом. А приучить Европу к новому соотношению сил было ещё более сложной задачей. Бисмарк ещё знал, насколько трудно это было, и создавал это посредством чрезвычайно осмотрительной, мудрой политики, которая ограничивала интересы Германии и делала их обозримыми, а также тщательно избегал наступать на ноги другим великим державам. Он создал доверие к новому Германскому Рейху. Его преемники создали всеобщее недоверие. Если хотите посмотреть, как выглядит политика мира Германии, следует рассмотреть лишь политику Бисмарка после 1871 года. Чтобы понять, что политика его преемников не была политикой мира, требуется только сравнить её с политикой Бисмарка. Разумеется, и преемники Бисмарка не хотели войны ради самой войны, как и Гитлер позже. Однако они хотели теперь таких вещей, которые нельзя иметь без войны. Бисмарк всегда осознавал, что существование Германского Рейха для Европы не было само собой разумеющимся. В колыбель ему он положил "смертельную вражду" Франции. С 1878 года были испорчены прежде хорошие отношения с Россией, и Германия ощущала, что ей приходится идти на союз с Австрией. Отныне в воздухе постоянно висели две опасности: союз между Россией и Францией и война между Россией и Австрией, в которую может быть втянута Германия. Бисмарк знал, как избежать обеих опасностей, и управлял с бесконечной заботой и виртуозностью. Довести дело до войны на стороне Австрии против России и Франции никогда бы не пришло ему в голову; и ещё менее – без нужды вступать в спор с Англией. Однако и то, и другое сделали его преемники. Это не было преступлением; по тогдашним понятиям это было их законное право.
Но это была ужасная ошибка, и это было причиной Первой мировой войны.
Каждый грех начинается как грех мысленный, и каждая ошибка начинается как ошибка мысли. В том числе и эта. Прежде чем изменилась немецкая политика, изменилось немецкое мышление. Немцы не ощущали себя больше как удовлетворённое государство. Они ощущали себя неудовлетворёнными, чересчур обделёнными; в то же время они чувствовали свою растущую силу. Мысль о "прорыве", о "мировой политике" и о "немецком послании" охватила Германию – настроение прорыва и взрыва. Это проявлялось сначала в книгах и газетных статьях, университетских лекциях, манифестах и основаниях союзов, затем также в политических решениях и дипломатических акциях. Приблизительно с последнего пятилетия 19‑го века весь немецкий оркестр вдруг заиграл новую мелодию.
Систему мира в 19 веке можно сформулировать в одном предложении: в Европе царило равновесие, а за пределами Европы царила Англия. Бисмарк никогда не желал ниспровержения этой системы; он лишь хотел внедрить в эту систему единый и могучий Германский Рейх, и это ему сделать удалось. Его преемники хотели систему свергнуть и заменить другой. В будущем это должно было определяться так: за пределами Европы царит равновесие, а в Европе царит Германия.