— Будет, капитан, — послышался голос, в котором звучали незнакомые командирские ноты. — Мы должны обеспечить вас деньгами, документами и отправить в Париж.
— Которого мне очень не хватает.
— Говорю, — уже с явным неудовольствием сказал тот, с лысым черепом, — вы ошибаетесь, уважаемый. По приезде в Париж мы больше не увидимся. Нам от вас ничего не требуется. Вы оказали помощь нашему другу! Он через нас — вам. И немного денег. Сказал, передает все, что может. Это честные деньги и от честных людей, поверьте...
— Тем не менее. Я — русский дворянин и офицер.
— И всегда, когда по чужому приказу расстреливали людей, интересовались, в чьем банке у них хранятся счета?
— То есть? — Андрей насторожился. — Извольте объясниться, господин... э... Не знаю, как вас зовут.
— Никакого значения, — оборвал его лысый. — Но поскольку этот вопрос так важен для князя, поясню свою мысль. Коротко. Деньги, которые хранятся и в Московском, и в Лионском банке, одинаково не пахнут.
— Заберите их, господин… безымянный. Я не возьму!
— Да какой я господин, — сорвался, не выдержав, лысый. — Дальше гардеробных господа меня не пускали.
— Так. Значит, товарищ? Это членам вашей банды вы товарищ. Мне вы не товарищ. Прошу запомнить. И передать, кому сочтете необходимым. Я благодарен вам за спасение, конечно, но у меня старые понятия о чести... Денег от товарищей не надо!
— Вы добавляете нам немало хлопот, князь.
— Но ведь я теперь принадлежу самому себе?
— Точно так, черт побери!
— Оставь его: не видишь, этот беляк упрям, как мул.
— Замолчи! И действуй. Мы подходим, Гошо.
Поднявшись по трапу, лысый осторожно приподнял крышку люка. Сказал Белопольскому:
— Обиды на вас не держу. Езжайте куда хотите, с богом.
— Спасибо и вам, — выдавил из себя Андрей, понимая, что лысый оказался умнее и выдержанней его.
— Надеюсь, не причиню вам больше забот, — сказал он сухо. — Полиция и пограничная стража не имеют против меня никакого компрометирующего материала. Я давно отвык от комфорта и доберусь хоть на крыше, хоть на площадке тормозного тамбура. Это уж не ваша забота.
— Ну и черт с тобой, — проворчал лысый. — Приходится действовать с учетом характера и привычек князя Белопольского.
— Цветков приказал швартоваться у дальнего причала, — сказал второй. — Тут у него есть опасения.
— Приказал — так приказал.
Оба вернулись на свои места. Снова заработал мотор и шаланда двинулась. Кто-то на мгновение проворно раскрыл люк и вниз полетели два карабина и несколько револьверов, завернутые в промасленную бумагу.
— Будет дело? — живо поинтересовался второй.
— Скажут, если будет, — флегматично отозвался лысый. — Не планировалось. Да и погрузка потребует час-другой, не меньше. И еще этот князь!.. Только его нам не хватало!
Андрей угрюмо молчал. Эти люди спасли его, но были для него чужими, может быть, даже враждебными. Было одно желание: расстаться с ними поскорей.
Остановился двигатель. Открылся люк и кто-то, свесив голову в трюм, крикнул:
— Добре дошли, другари! С приездом!
Глава вторая. БЕЛОПОЛЬСКИЙ В ПАРИЖЕ
1
Поначалу жизнь в столице Франции складывалась у князя Белопольского, как и у сотен других русских эмигрантов, добравшихся без средств до центра Европы, сумевших тайком сбежать из военных лагерей или незаметно скрыться из беженских колоний. Не хуже и не лучше! Невыносимо тяжелым показался лишь самый первый нескончаемый день в Париже. Маленькая деревня София и провинциальный захолустный Белград не вызывали у него такого безумного раздражения и протеста, рожденных ощущением собственной ничтожности... Не прекращающийся поток автомобилей на Елисейских полях; блеск фонтанов на плас Конкорд; зеркальные витрины, за которыми сверкали изделия из золота и бриллиантов, были выставлены шубы, накинутые на обнаженные плечи бесстрастных манекенов, огромные витрины, через которые Белопольский видел, осязал, чувствовал забытую уже шикарную ресторанную жизнь — богатых, модно одетых мужчин и женщин, с уверенностью и спокойным достоинством предающихся гастрономическим радостям.
Холодная, надменная толпа подлинных и полноправных граждан этой страны, обладателей денег и всех необходимых человеку документов — он ненавидел ее. Всех и каждого. Они казались ему хозяевами этого прекрасного, богатого, красивого города — бродяжке, случайно попавшему на эти улицы, обладателю лишь зеленого нансеновского паспорта, словно с каиновой печатью на лбу.