Белопольский внезапно начал рассказывать о себе. Но лишь о последних годах жизни, проведенных уже вне армии. Он точно исповедовался, не скрывая ничего — ни дурного, ни стыдного, сделанного им и выстраданного нм от других. Подобное случилось впервые в его жизни.
Чутьем опытной, пожившей женщины, прошедшей, надо полагать, огонь, воду и медные трубы, Жанетта слушала его. Ах, как жалко ей было этого молодого русского, который исповедывался перед ней! Ей искренне хотелось помочь ему.
Она прервала Андрея: хватит, и так наболтал такое, что и от себя предпочитал утаивать, не вспоминать. Вернув его к действительности, Жанетта посоветовала отправиться на вокзал — ему наверняка удастся поработать возле прибывающих поездов на подвозке вещей, а если уж не повезет, дождаться позднего вечера на городском рынке: там для целого мира таких, как он, работа найдется, и, не брезгуя, можно с пользой потрудиться ночку...
На гигантском городе-рынке, жившем, можно сказать, круглосуточно, Белопольского приняли охотно и равнодушно. В артели грузчиков ему дали железный крючок и до утра он таскал и волочил увесистые тюки с капустой. А на следующую ночь был картофель. Затем — лук, тяжелые алые яблоки, еще какие-то овощи. К рыбе, мясу и дичи его допустили не сразу — лишь на вторую неделю, желая приглядеться к новичку, и, вероятно, определить не столько его человеческие качества, сколько трудолюбие, временный или постоянный он здесь человек...
К рассвету, когда начинали работать уборщики, Андрей уходил шатаясь. Хорошо, что заработанные за ночь деньги он получал регулярно по утрам. Ценой страшного напряжения (дал слово Жанетте не пить) ему удалось даже скопить мизерную сумму. Заплатив вперед, он снял крохотную чердачную мансарду на шестом этаже, поставил раскладную парусиновую кровать, расшатанный столик и табуретку. Рядом с «его домом» находилась жалкая маленькая лавка и бистро, где раз в неделю позволял себе выпить кружку вермута с водой. И лишь однажды — кажется, на вторую неделю — его потянуло на Северный вокзал, чтобы разыскать Жанетту, показать, что он трезв — привык сдерживать свои обещания, и подарить ей пару теплых шерстяных носков, купленных случайно у его собрата — рыночного грузчика. Жанетта казалась расстроенной, хотя тщательно скрывала это под обычной своей грубостью и руганью по адресу целого мира, циничными жаргонными словечками и невозможно громким смехом. В нарушение своих законов — неожиданно и для себя — она предложила ему остаться пожить у нее («как никак, а вместе будет легче»), но Андрей отказался, оправдываясь тем, что его «ласточкино гнездо» оплачено вперед за две недели и хозяин, конечно, не подумает вернуть ему ни су. Этого Жанетта, естественно, не могла допустить...
Так началась новая жизнь Андрея Белопольского в Париже.
Однажды, как обычно закончив ночную работу на рынке, он нашел в себе силы (вот уже и привычка!) и вновь решил съездить на Северный вокзал с неясными еще задачами, среди которых была, пожалуй, надежда на счастье и стремление — если повезет — заработать хоть сколько-нибудь для приобретения подержанного пиджака. Он мечтал и об иной работе — более прибыльной. Но... И тут можно было лишь надеяться. Время чудес для Белопольского давно прошло — он был давно уверен в этом. Но порой, — особо когда не веришь, не ждешь уже, — случаются и чудеса. Жизнь может преподнести их в любую минуту.
Чудо поджидало Андрея на втором перроне Северного вокзала в образе господина неопределенного возраста, в котелке и клетчатом плаще, возглавляющего группу из двух дам и четверых, неумолчно галдящих и беспредельно меняющих места детей обоего пола — пяти-семи лет. Взрослые говорили на ужасной смеси русского и французского. Андрей подумал было уже отойти, но в этот момент господин остановил Андрея и призвал на помощь с милой, почти дружественной интонацией, назвав соотечественником. Белопольский ответил, что рад оказать услугу русскому и, хотя он не носильщик, с удовольствием сделает все, о чем его попросят. Взвалил на плечо тяжеленный чемодан, взял в руки плетеную корзинку — непременную спутницу всех путешествующих русских — и двинулся за хозяином, который пошел неожиданно быстро, при этом смешно выбрасывая в сторону ноги в широких клетчатых брюках. Через некоторое время, уже в конце перрона, русский господин осведомился, не очень ли устал их добровольный помощник, и предложил хоть пять минут отдохнуть, потому как оказалось, никто их не встречает, а номер в отеле «Сан Лазар» («это тут же, через площадь») уже заказан.
Они добрались до маленькой, более чем скромной гостинички. В крошечном холле едва помешалась конторка смуглолицего портье и столик, за которым седая строгая дама упоенно щелкала на счетах. Андрей отказался от платы, хотел уйти, но полнолицый господин буквально загородил ему выход.