- Посоветуй, у меня постоянно обостряется остеохондроз - в автобусе!
- У меня тоже, - ответил он, смеясь, - пошли ловить такси.
В последний миг зажегся цветной фонтан на бульваре напротив остановки - он вдруг взорвался бешеной пляской струй и звуков агрессора Богдана Титомира. Никого из публики не осталось, бульвар окончательно опустел... Времена Застоя и Перестройки канули в Лету - теперь после 8-ми вечера обыватели сидели по домам за железными дверьми под присмотром сторожевых собак. В пустом городе бушевал одинокий цветной фонтан, и кому-то
еще он был нужен! Мы сели в такси.
В подъезде, пока ожидали лифт, доктор неожиданно спросил:
- Ты не пытался увидеть траву сквозь стену шахты за лифтом?
- Твоей голове повредила жара. Нет? Тогда я попробую -совершенно добровольно. Можешь мной располагать для своей науки.
Только учти, я ничего не пью чайными ложками, и, кроме того, что горит!
- Какие опыты? Я серьезно!
- Я тоже.
- Обещай, что расскажешь историю с лифтом. Сегодня.
- Да, - вяло ответил доктор.
Доктор постоянно был готов служить людям, и оттого все его чувства были ориентированы на жертвенное растворение в другом человеке. Романтичность его натуры превратила его собственную жизнь в жизнь,
полную фантазий, снов и зыбких, не реальных чувств. Это уменье превратить скучную однообразную жизнь в волшебную сказку особенно сказалось на его отношениях в семье. Дом, семья, дети - имели для него огромное значение и составляли главную ценность жизни. Он был очень впечатлителен, но сознавая это, все-таки доверял своему внутреннему голосу больше, чем кому бы то ни было. С годами же, зная, насколько он впечатлителен, он научился не доверять первому чувству и стал достаточно осторожным и щепетильным. Он легко заводил друзей, привлекая к себе внимание людей. Интуиция зачастую выручала его, он мог выпутаться из довольно сложных ситуаций. Имея подвижный и быстрый ум, он легко приводил в действие нужные пружины, притворяясь более слабым и нуждающимся в помощи, чем это было на самом деле.
Когда мы уселись в кресла перед столиком с напитками, я вернул доктору листок с эпиграммой, и он тотчас спрятал его.
- За что пьем? - спросил я доктора.- За удачу?
- За удачу,- ответил он, точно зхо.
Мы выпили и молчали, каждый думая о своем. Удобно ли, что я вторгаюсь в его личную жизнь и не разрушу ли теперь его иллюзий - вероятно, доктору вовсе не нужна помощь, а просто он выбрал меня своим собеседником? Я поискал на полке жиденький томик Саши Черного из серии изданий Хрущевской оттепели и, пролистав, вручил доктору.
- Дарю. Почитай. Страница 23 и 29. Посмотри сейчас.- Я подождал, пока он не дочитал и не отложил книгу в сторону.- А нужно ли искать
семь степеней защиты? Лиза так сказала?
- Да. Я и сам не знаю, что нужно?! Но чувствую, что не все до конца понимаю, или пропустил, и даже не знаю, что именно. Скорее всего,
какие-то ассоциации, которые должны возникнуть у нормального образованного человека при чтении стихов. Но я их никогда не любил, у меня
не было для этого времени.
- Понял, - сказал я серьезно. - Думаю, что понял тебя. - Только хочу спросить, как ты это представляешь?
- Обычные уловки я, конечно, вижу. Если прибить эпиграмму на стену, Лиза обидится, но я не пострадаю. Лиза позаботилась об этом, но с
Лизой не так просто!
- Ты позволишь тост? - сказал я, и он кивнул.- Тогда за Лизу! Пусть Лиза простит нас!
- Она услышит и простит...-доктор наконец-то улыбнулся. Мы поднялись из-за столика и выпили, стоя.
- Эпиграмма - литературное произведение по форме и чисто визуально - для случайного наблюдателя. Первая защита, как ты сам сказал - от
случайного наблюдателя. Устраивает?
- Это - литературное произведение? - - зачем-то переспросил доктор.
- Допустим. Что же смущает?
- Ничего... И кого-то защищают?! - доктор еще больше смутился.
- Только того - кому их вручают! Я первый раз вижу такую эпиграмму...
- Давай, выпьем! - Доктор хотел было наполнить наши рюмки, но не успел.
- Я уже говорил, что завидую тебе? Еще по одной? Предлагаю пить по одной за каждую степень.- Я попытался шутить.
- Не возражаю! - ответил доктор, и, наконец, наполнил рюмки.
Мы выпили и он продолжил:-
- Я всегда думал, что я умный и образованный человек. Но я же давно ничего и никого не вижу, кроме больных! И чувствую себя полным
идиотом от того, что жизнь проходит мимо! Извини. Я устал до чертиков...и у меня ни на что нет времени, а жизнь идет дальше. Я решил,
что все брошу и уйду. Вот, только защита пройдет, и уйду! Как мне надоело!
- А как же больные?! - я обалдел от не вообразимости такой ситуации.
- Уйду участковым врачом... Так работать? Половина врачей в отделении - тупые, бездарные, наглые, их давно пора гнать на пенсию, еще 10
лет назад! Твержу, твержу, что самые страшные ошибки - наши, врачебные. Как об стенку горох! Так работать? Мне жалко больных, их
замордовали, затуркали, они никому не верят и ни на что не надеятся! Как же лечить в таком состоянии?!
Я знал, что доктор бесконечно внимателен к сотрудникам, и не мешал ему выговориться - он, будучи заведующим отделения, опекал самых
тяжелых больных. Вероятно, сейчас не отдавал себе отчета в своих жалобах.
- Ладно, не знаешь, сомневаешься- приди, спроси, или, в конце концов, проконсультируй больного у специалиста! Надоело говорить одно и то же!
- Да, пожалуй, это самое трудное, - сказал я. - Ведь, другого не будет. И никуда ты не уйдешь!...Скажи, ты ее обидел?
Он растерянно взглянул на меня.
- Нет... сам не знаю. Возможно.
- Я все время думал о том, что должен быть ключ. И нашел его. Вот послушай: "Кто не глух, тот сам услышит, сам расслышит
вновь и вновь, что под ненавистью дышит оскорбленная любовь". Впрочем, это - только продолжение стихотворения Саши Черного, взятого
Лизой в качестве эпиграфа. Я ошибаюсь?.. Я ее не знаю?
- Нет.
- Я не настаиваю...Но думаю, что я понял. Это - явно и публично одно, а неявно- совсем другое. Это и есть женская логика, как я ее понимал
до сих пор. Ключ - это то, что не досказано! Больше я ничего не скажу. Я и так много наговорил.
- Поверь, ни словом, ни жестом я ее не обидел!