– Гастон! – Шарлотта чуть повысила голос. – Тележка!
Пёс поднял голову. Знакомая команда словно переключила невидимый тумблер внутри животного, он вскочил и радостно завилял хвостом. Когда нужно было, Гастон мог бы по неуёмности обскакать Зверя.
Ньюф схватил стоящую рядом тележку за дышло и подкатил к крыльцу. Шарлотта достала из-под сиденья упряжь, надела на пса, проверила надёжность креплений и пошла в дом за дочерью. Через пять минут они вышли на прогулку к гавани.
Кара молчала, как всегда после приступа, которые стали случаться всё чаще. Рядом со степенно шагающим Гастоном, то забегая вперёд, то труся позади, суетился Зверь. Шарлотта здоровалась с малочисленными встречными, всё же воскресенье, многие были в церкви. Миссис Берг не выдержала затянувшегося молчания:
– Кара, у меня есть сюрприз. Надеюсь, тебе понравится.
– Ты купила мне новые ноги? – сквозь зубы процедила дочь.
– Ты становишься злее с каждым днём. – Голос Шарлотты был полон грусти и усталости.
– Ну, не переживай так, скоро всё закончится. Так что ты мне приготовила?
– Потерпи, скоро всё увидишь. Будешь фраппучино?
– Ага, банановый.
– Хорошо. Тогда я сейчас за ним. А ты побудь тут и никуда не уходи, особенно на небо.
– Ладно, ма, так и быть, сегодня побуду ещё с тобой.
– Гастон, сидеть. – Миссис Берг сменила тон, обращаясь к собакам. – Зверь, сторожи.
Псы знали, что нужно было делать. Правда, Гастон, как и всякий ньюф, достаточно вольно выполнил команду. Он сделал ещё с десяток шагов, остановился под высокой сосной и улёгся в тени дерева. Зверь одарил напарника взглядом, каким смотрят взрослые на напроказничавшего малыша, и, забравшись в тележку, сел напротив Кары.
Девушка отвернулась. Зверь спас её сегодня утром, а до этого три дня назад, когда приступ судорог свалил её во время завтрака, и неделей раньше, когда она потеряла сознание, сидя в туалете. Кара не могла заставить себя смотреть лабрадору в глаза, ей было жалко его. Ведь он старался изо всех сил, но рассеянный склероз – это не бронхит. От него умирают. А от варианта Марбург так и вовсе сгорают дотла, если повезёт, то года за полтора-два, а так максимум год. Каре пока что везло – она заболела пятнадцать месяцев назад. Но отпущенное ей время подходило к концу.
Кара подняла с усилием правую руку, помогая всем туловищем и более послушной левой, и опустила её на загривок Зверя. Пёс наклонился вперёд и положил голову на колени девушки, устраиваясь так, чтобы хозяйке было удобно, а затем стал слегка ворочать головой, заставляя обессилевшую руку шевелиться. Вправо-влево, вправо-влево. Через некоторое время пальцы Кары стали сжиматься, едва-едва. Но Зверю этого было достаточно, и он довольно засопел.
Так их и застала Шарлотта, вышедшая из кофейни.
– Зверь, рядом!
Лабрадор встрепенулся, посмотрел на девушку, та едва заметно кивнула, и пёс выскочил из тележки, за что был награждён печенюшкой. Миссис Берг поставила фраппучино в подстаканник, подала трубочку Каре и, скормив вторую печеньку Гастону, повела свой караван в гавань Кидди-Види.
Вчера в вечернем выпуске новостей Шарлотта узнала, что в Сент-Джонс прибывает экспедиция мистера Абрахама Мэверика, миллионера, который, как и многие его собратья, не был лишён эксцентричности и чудных хобби.
Мистер Мэверик любил корабли. А ещё он любил родной Сент-Джонс, поэтому, едва ему удалось найти на морском дне Атлантики затонувший корабль, он поднял его и привёл в родной город, а точнее, в родную рыбацкую деревушку. Вот только корабль был не испанским галеоном или французской бригантиной, а шхуной работорговцев. В трюмах вместо золотых слитков мистера Мэверика ожидали обглоданные кости и ржавые кандалы.
Миссис Берг довела Гастона с тележкой до набережной по Барроуз-Роуд и остановилась, услышав сдержанное «Ух!» Кары.
– Я знала, что тебе понравится, – улыбаясь, произнесла Шарлотта.