Шарлотта молчала. Накатившая волна обиды рвала ей лёгкие горечью.
– Ты можешь поставить миллион свечей, ты можешь даже принести агнца на заклание. Но это не поможет тебе. Ибо нет в тебе веры, а только отчаянье и страх одиночества. Так что всё, что бы ты ни делала – не поможет.
Священник многозначительно замолчал. Потом взял с крышки электрооргана телефон и произнёс:
– А теперь фото на память, а то этот араб не поверит, что ты пришла ко мне раньше, чем к нему. А сто долларов, как ни крути, это сто долларов.
Выдох.
***
Тревожная кнопка работала: она ещё днём с помощью Тима проверила. Провозившись полчаса, миссис Берг смогла загрузить простое приложение в свой смартфон, настроила переадресацию в диспетчерскую ближайшей станции неотложной помощи. Надела Зверю новый ошейник с приёмником от кнопки. Потренировала лабрадора, а тот и рад был освоить новый трюк.
Кара не разговаривала с матерью – обиделась, что та оставила её на набережной одну. Шарлотта не стала извиняться: она устала от этого постоянного чувства вины и собственной беспомощности, которое росло в ней словно раковая опухоль. Тим советовал держаться, но это не помогало. Как, впрочем, не помогал и прозак. Миссис Берг вздохнула, словно атлет перед рывком, и аккуратно закрыла дверь в комнату дочери.
– Зверь, сторожи.
Чёрный пёс со всё понимающими глазами замахал хвостом, словно говорил: «Не волнуйся, я исполню свой долг. А ты иди – исполняй свой». Женщина потрепала лабрадора по голове, тайком вытерла о джинсы облизанную ладонь и вышла в прихожую.
У входной двери лежал Гастон. Он даже не удосужился поднять голову, когда Шарлотта перешагнула через него и вышла на улицу. Посмотрев на окно дочери, она увидела, как Кара погасила свет. На заставке смартфона было полдесятого пополудни, рядом мигали цифры пульса и уровень кислорода в крови Кары. Миссис Берг никак не могла выучить это новомодное медицинское слово, что забавляло Тима и раздражало дочь. «Сатуация» или «сатурнация», неважно, главное, что сейчас цифры горели зеленым, а значит, всё хорошо, и есть время осуществить задуманное.
До гавани Кидди-Види она добралась за двадцать минут. Обычно этот маршрут занимал минут сорок, но сейчас не нужно было останавливаться ради фраппучино, или чтобы кто-нибудь из псов сделал своё дело, или потому что Кару укачало. Просто двадцать минут неспешным шагом по вечернему городу. Это такое наслаждение. Тихий бриз треплет волосы, дышать легко и свежо, а настроение поднимается, как самолёт с палубы авианосца. Эх, хорошо.
Шарлотта сбилась с шага и одёрнула себя: «Нельзя так. Каре тяжело, она умирает, а я… я радуюсь вечерней прогулке». Стыдливо оглянувшись по сторонам, убедившись, что на набережной никого нет, женщина поспешила к причалам. Свободного места почти не было, пришвартованные яхты скрывали море от взора. Миссис Берг не стала отчаиваться и поспешила к мосту на Плэзантвилл. На середине моста она остановилась, повертела головой по сторонам – нет ли запоздалых прохожих, – подошла к литым чугунным перилам и посмотрела вниз. Гавань была почти как на ладони, по крайней мере, большая её часть.
В нескольких ярдах от моста стояла опутанная тросами находка мистера Мэверика. На корме было едва различимо её имя. Странно, днём Шарлотта не обратила на это внимания, а сейчас спокойно прочитала: «Джерда». Имя перекатилось на языке, словно драже «джелли-бинс», и растеклось кленовым сиропом. Женщина облизнула вдруг пересохшие губы и прошептала, словно обращаясь к кораблю
– Джерда… Джерда…
Шхуна качнулась, откликаясь на имя. Заскрипел рангоут, перо руля затрепетало, как хвост лабрадора, узнавшего хозяина. Шарлотта вытащила из кармана серебряный нож и полоснула по левой руке поперёк ладони, как учила её Сандра. Сжала кулак, вытянула руку и стряхнула в море каплю крови, приговаривая:
– Сара-э-Кали, услышь меня.
Обрывки такелажа шхуны затрепетали. «Она не слышит, зато слышу я – Амади-Мертворождённый»
– Сделай так, чтобы Кара снова могла ходить и наслаждаться морем, солнцем и ветром. Сделай так, чтобы моя дочь снова улыбалась.