Капля, незаметная в ночи, коснулась поверхности моря. Затем ещё одна и ещё. По воде пошли круги, вопреки законам физики расходясь всё шире и шире, переливаясь в свете луны и фонарей всеми цветами радуги, словно это была не кровь, а бензин. Но вот первый из кругов коснулся обшивки «Джерды», и шхуна накренилась в сторону моста, тросы, удерживающие её, натянулись, понтоны задрожали. Перо руля щелкнуло, как плавник хищной рыбы. Затрещал шпангоут, и из глубины шхуны раздался выдох:
– Ещё!
Задрожали кандалы, оставленные в трюмах дожидаться археологов. Ржавчина слезла с них бурой маслянистой жидкостью, оголяя вязь клейм Дагомеи, разливаясь кляксами на переборках. Кляксы объединялись между собой в лужи, из которых постепенно поднялись тёмные фонтаны. Струи били в переборки в поисках выхода, вот одной из них удалось найти пробоину, и она выбросилась наружу из затхлого заточения, дельфином нырнув в ночную гладь моря. Следом устремились остальные струи, и вот уже из борта шхуны в море изливалась маслянистая бурая река.
– Ещё!
Поток акулой устремился к тому месту, где упала капля крови Шарлотты. Превращаясь на плаву в стаю искажённых жаждой узких ртов, гребущих рук с тонкими длинными пальцами, мельтешащих щупалец с крючьями и присосками. Достигнув моста за пару ударов сердца, рты исторгли очередной визг:
– Ещё!
Шарлотта не слышала. Глаза женщины были широко раскрыты, взгляд устремлён вдаль. Она отрешённо повторяла свою просьбу фразу за фразой. Кровь по её ладони бежала ручьём и весенней капелью падала в разинутые голодные рты.
– Ещё!
Свора устала ждать и, сжавшись как кисть в кулак, резко выбросила вверх щупальце. Оно устремилось к женщине, вырастая, как побег из бобового зернышка Джека. В основной ствол вплетались всё новые щупальца, в которые превращались рты и руки. Ствол становился всё выше и выше. Вот он достиг моста. На его конце появился бутон, который набух и раскрылся ладонью с зубастым ртом миноги в центре.
– Ещё!
Гнилостное дыхание пробудило Шарлотту. Зрачки миссис Берг расширились.
– Кара!
Выдох.
***
Трель дверного звонка разорвала беспокойную вуаль утренней дремоты. Кара с усилием, сжав зубы, приподнялась на локтях в кровати. Руками поправила ноги и прокричала:
– Мам! Открой дверь!
Звонок раздался снова. «Наверное, пошла в магазин и забыла ключи. Придётся ей открывать».
– Зверь! Кресло!
Лабрадор, спавший в ногах девушки, вскочил, едва услышав своё имя, и потянул за ремень инвалидное кресло. Только кресло коснулось борта кровати, он поставил лапы на тормозную подножку позади колёс и радостно подал голос:
– Гав! Гав!
Хвост пса ходил из стороны в сторону, словно математический маятник в школьной лаборатории. Но вот он сел, тормоз щёлкнул, и кресло перестало ходить ходуном.
– Молодец, Зверь! Помоги, – хриплым голосом сказала Кара.
Трель звонка в очередной раз наполнила просыпающийся дом.
– Вот ведь зараза! Что там у неё случилось.
Лабрадор запрыгнул на кровать, схватил зубами одеяло за угол и оттянул его на другую сторону кровати. Затем подскочил к тумбочке, ухватил лежащее на ней резиновое кольцо и, вернувшись к Каре, подал его. Девушка схватила за кольцо, пёс подтянул её, помогая сесть в кровати. Зверь разжал пасть и быстро перешёл за спину Кары, подталкивая её. Девушка оперлась руками о кровать и со стоном повернулась спиной к креслу. Зверь тенью повторял движения своей хозяйки. Но вот пёс перешёл в кресло, принимая вес измученной болезнью девушки на себя.
Кара откинулась на тёплый бок лабрадора, устало вздохнув. Перебираться с кровати всегда тяжко, но тревожная трель звонка подгоняла девушку. Крохотные остатки хорошего настроения испарились. Отдохнув, Кара переместила руки на подлокотники и подтянула безжизненные ноги. Зверь тихонечко выскользнул из-за спины своей подопечной, и она смогла разместиться в кресле. Пёс отжал тормозную пластинку и, пятясь, выкатил кресло в коридор.
В коридоре было просторней, и Кара смогла развернуться. Зверь перешёл вперёд, схватил поводок и по команде девушки подтянул кресло к входной двери.
Звонок оглушал.