Разумеется, я сообщил о находке в администрацию коммуны, которая передала золото государству.
Через год я получил сообщение, что по закону мне принадлежала половина стоимости найденных мной сокровищ.
Половину полученных мной денег я раздал бедным, а на вторую половину приобрел замечательную статую Девы Марии.
— А Марго? — спросил я.
Кюре рассмеялся.
— Она вскоре состарилась, и у нее испортился характер. Я всегда смотрел сквозь пальцы на все ее капризы и проделки, помня о том, что она была инструментом бесконечной доброты и великодушия нашего Господа. Я позолотил для нее триста пятьдесят су, которые она где-то спрятала. Таким образом, надеюсь, я не лишил сороку дорогих ей сокровищ.
И кюре добавил с улыбкой:
— Нужно быть справедливым со всеми и во всех случаях, в том числе и по отношению к нашим братьям меньшим — животным.
Преступление на улице Круа-де-Пьер
(Le crime de la rue de la Croix-de-Pierre)
Телефон на столе начальника отдела информации завибрировал. Журналист устал, но выглядел довольным: хотя ему и пришлось провести бессонную ночь, выслушивая сообщения иностранных корреспондентов, передававшиеся по специальным линиям связи с помощью криптографических устройств, и отдавая приказания сонным редакторам и бойким репортерам; зато теперь печатные машины работали на полную мощность, и газета должна была выйти своевременно. Вдобавок ко всему, номер обещал быть интересным. Послышался недовольный голос секретаря:
— И что теперь? Неужели нельзя отдохнуть хотя бы одну секунду?
— Личный вопрос, — сообщил дежурный секретарю. — Господин, который ожидает возле меня, сообщил, что он должен встретиться с господином Арваном ровно в шесть часов!
— Можно подумать, что я назначаю встречи в шесть утра! — прорычал Арван. — И как зовут этого придурка?
— Деода Мьетт, шеф. Я пошлю его к вам?
— Вот как! Значит, существуют типы, которых зовут Деода Мьетт? — ухмыльнулся Арван. — Нет, его не нужно отправлять ко мне. Пусть он заполнит карточку.
Через три минуты рассыльный газеты «Сиз Ер» в красной ливрее положил квадратный кусочек картона на стол шефа и замер в ожидании дальнейших приказаний.
Арвана прежде всего поразил почерк: он был идеальным, настоящий шедевр каллиграфии, ровный и четкий; написанный таким почерком текст достоин того, чтобы его немедленно литографировали.
В то же время, содержание текста ошеломило его:
«Деода Мьетт хочет возвратить вам вашу трубку».
Посыльный ждал, тогда как Жак Арван продолжал тупо смотреть на карточку.
— Ладно, пусть войдет, — приказал он наконец.
Посыльный поклонился и вышел. Было слышно, как заворчал лифт и застучали двери; затем дверь в кабинет директора открылась.
Арван вздрогнул: посетитель оказался ребенком.
Точнее, подростком, но очень маленьким и тощим. Длинный плащ свисал с его плеч, как с вешалки, из воротника торчала смешная цыплячья шейка, заканчивавшаяся небольшой птичьей головкой.
— Меня зовут Деода Мьетт, — сказал он после довольно беглого поклона. — Я полагаю, мсье, что во время нашего разговора вы постараетесь избежать иронического сопоставления моей личности и моего имени. Надеюсь, мы договорились?
Его слова и поведение настолько отличались от обычного начала встречи журналиста с посетителями и просителями, что он растерялся и несколько мгновений не мог решить, как вести себя. Потом он жестом указал человечку на кресло.
— Молчание обычно означает согласие, — продолжал господин Деода Мьетт, очевидно, вполне удовлетворенный тем, как началась встреча. — Могу сообщить вам, господин шеф отдела информации, что я являюсь учащимся третьего года в коллеже Сен-Грегуар, и в данный момент у меня продолжаются каникулы. Я показал весьма неважные результаты на экзаменах в конце года, и мои преподаватели сходятся во мнении, что я тупица и лентяй. Поэтому я решил оставить учебу, потеряв всякую надежду получить достойный диплом, Впрочем, мне восемнадцать лет, хотя я и не выгляжу восемнадцатилетним. Разве в этом возрасте не пора прекратить изучение риторики? Так что я уверен, что мои преподаватели не ошиблись. Вот мой вывод из всего сказанного выше: я должен стать журналистом.
Арван почувствовал, что его обуревают крайне сложные мысли; к счастью, он не утратил хорошее настроение.
— По-вашему, мсье Мьетт, достаточно быть тупицей и лентяем, чтобы успешно работать журналистом?