Я притормозил, выехав на середину дороги… Потом резко выхватил револьвер и обернулся. В двух футах от меня я увидел светлое пятно лица, показавшегося мне ужасным.
Я выстрелил; один раз, второй, третий, слыша, как гильзы весело звенели, разлетаясь вокруг меня. Потом послышался хрип, и тяжелое тело рухнуло на заднее сиденье.
Я надавил на акселератор, и машина помчалась, словно подхлестнутая выстрелами. Вскоре впереди появились огни, и я въехал в деревню. И тогда я закричал… О, как я орал! Вокруг меня захлопали двери, остановившуюся машину окружили встревоженные лица.
Я кричал, размахивая руками;
— Это Палю! Бандит Палю! Он напал на меня, и я застрелил его!
Из машины вытащили обвисшее тело; я увидел восковое лицо в темных пятнах крови.
Послышались крики ужаса. Какая-то женщина закричала:
— Закройте ему лицо! Закройте лицо!
Я не понял, как очутился у стойки таверны с большой кружкой пива в руке. Меня окружали молчаливые потрясенные лица.
Один из крестьян заговорил со мной:
— Палю был арестован позавчера, вы должны были знать это…
Кто-то, чье лицо я не видел, добавил:
— Это был Тишар, он делал кирпичи из глины… Это был хороший человек… Как такое могло случиться?
Кто-то пояснил:
— Он работал в нескольких лье от деревни, и иногда цеплялся к проезжающей машине, чтобы быстрей добраться домой.
Все замолчали. Ледяной ужас не давал мне дышать.
Подошла женщина, державшая в руке куклу, грубо вылепленную из серой глины. Ее полуслепые глаза смотрели выше моей головы. Бесцветным голосом она произнесла:
— Кукла была у него в кармане, он сделал ее для своей маленькой дочки… Наверно, он торопился подарить ей куклу, пока ее не уложили спать…
Черный ангел
(l'Ange noir)
Этьен Сори, восемь лет, Люсьен Массар, семь лет, и Рири Денийер, пять лет, были наказаны за то, что смеялись на уроке.
Конечно, дело было не только в смехе, раздавшемся в тишине большого зловонного зала; гораздо хуже было то, что бумажный человечек, прикрепленный к комку жеваной промокашки, остался прилепленным к потолку, где продолжал бойко крутиться на сквозняке.
Они мгновенно замолчали, когда бесшумно открылась дверь и появился директор, господин Трюмар.
Господин Трюмар был не слишком нежен с детьми, порученными его заботам. Он владел искусством так щипать детские затылки, что жжение часами сохранялось в пострадавшем месте. Хорошие познания в области человеческой анатомии позволяли ему обычными шлепками вызывать слезы боли у его юных жертв.
Но он осмотрительно не использовал эти знания против взрослых мужчин. Пансионат с восторгом вспоминал день, когда отец одного наказанного учащего несколькими ударами кулака лишил нашего бравого директора последних зубов.
Это был замечательный день, когда господин директор долго пытался остановить кровь, склонившись над раковиной и оглашая стены пансионата восхитительными стонами, сотрясавшими его массивное тело!
Воспоминания об этом случае до сих пор согревали сердца обитателей пансионата.
Сегодня он выглядел опаснее, чем обычно. Его рот, очищенный от зубов волшебным отеческим кулаком, улыбался черной неподвижной улыбкой.
Он медленно прошелся между двух рядов скамеек, и его взгляд со странной доброжелательностью остановился на болтающейся под потолком фигурке.
— Значит, мы развлекаемся, детки?
Голос его казался очень ласковым, и Рири поверил доброму директору.
— Да, господин директор, мы немножко развлекаемся…
Грубая грязная рука поднялась, но вместо ожидавшейся ласки целая группа учеников взвыла от боли.
Люсьен Массар долго корчился, держась за болевшее плечо.
— А ты, мой малыш Рири?
Пятилетний ребенок не умеет лгать…
— Я тоже, господин директор…
— Ай!
Раздался дружный приглушенный крик сотни маленьких человечков, сердца которых были охвачены болью и страхом…
Тяжелая рука безжалостно опускалась на детские затылки, тонкие белые шейки… Несколько месяцев назад, когда еще была жива мама, она целовала эту шейку… А теперь грязные ногти рисовали на ней царапины с выступавшими капельками крови…