— Похоже, что собирается серьезная гроза, — проворчал Вельдер, вытирая пот платком. — А я собирался показать вам новое достижение Цезаря. Мне удалось научить его брать со стола бокал с пивом и делать вид, что он выпивает с нами за компанию, хотя он пока еще не умеет аккуратно переворачивать бокал, не расплескивая содержимое. Но этот опыт придется отложить, так как включать автомат в грозу слишком опасно. Мне нужно будет отключить его от сети, потому что сильный грозовой разряд может разрушить его сложную начинку.
Он опустил рубильники и даже вывинтил контрольные лампочки.
Робот застыл неподвижной глыбой в дальнем углу комнаты, на своем обычном месте.
Вскоре после этого гроза в полной мере проявила свою ярость.
Удары грома, похожие на артиллерийские залпы, сотрясали дом до основания, дождь рушился сплошным водопадом, крупные градины били в стены и окна с опасной силой и разнесли вдребезги стекла теплицы. Чудовищные вспышки молний ослепительным пожаром заливали пространство.
Внезапно нас ослепила вспышка, гораздо более мощная, чем все предыдущие; сплошное зарево фиолетового огня, настоящее огненное цунами, сопровождавшееся оглушительным грохотом взрыва гигантской авиационной бомбы.
— Тополь! — воскликнул Вельдер.
— Оба тополя! — закричал я.
Два громадных тополя, стоявших стражами у начала подъездной аллеи, рухнули в огне и дыму.
Я все еще продолжал с ужасом смотреть на горящие деревья, когда услышал приглушенный вопль Вельдера.
Трясущейся рукой он указывал на робота.
Автомат шатался, дергался, нелепо двигая руками; внезапно он кинулся к столу, издавая страшный хрип.
— Этого не может быть! — закричал Вельдер. — Он отключен от сети!
Бешено мотающиеся руки автомата зацепили стол; послышался звон бьющейся посуды.
— Это невозможно! — уже тише повторил ошеломленный Вельдер.
Робот закрутился на месте, словно волчок, потом бросился в сторону и врезался в буфет, превратив находившуюся в нем посуду в груду битого стекла.
Не знаю, почему, но в этот момент я окликнул робота, совершив очевидную глупость:
— Цезарь!
Робот застыл на несколько секунд в странном оцепенении, потом медленно повернулся в мою сторону.
Господи!
Он прорычал:
— Кровь!
Внезапно из черной дыры его пасти посыпались страшные ругательства, отвратительные проклятья, произнесенные жутким нечеловеческим голосом.
— Его глаза! — простонал Вельдер.
Мой сосед для забавы поместил в орбиты автомата лампочки, загоравшиеся попеременно то красным, то зеленым светом. Но сейчас на его лице горели не эти мирные огоньки — на нас смотрели пылающие яростным огнем зрачки свирепого тигра.
— Цезарь! — заорал, словно безумный, Вельдер.
Механическое чудовище зарычало, потом заревело, и вырывавшиеся из его пасти звуки становились все более и более высокими, буквально раздирающими наши барабанные перепонки. Потом он завизжал:
— Заканчивайте свое дело, мерзавцы, демоны… Я обещаю… Я, Майк Байнес… Я прикончу вас всех… Роджера, Коллинса… Сю Бэнкс, грязную крысу… Прикончу… Ааааа!..
Он рухнул; сильные толчки сотрясали его корпус.
— Я весь горю… горю… горю…
Жуткий хрип завершился протяжным стоном, и он застыл. Наступила тишина.
— Боже! — заикаясь, пробормотал Вельдер. — Вы только посмотрите!
Тонкая струйка дыма поднялась сначала над квадратной башкой чудовища, потом над его левой ногой.
Я почувствовал отвратительный запах и с трудом сдержал рвотные позывы. Похоже, что рядом с нами горела, обугливаясь, плоть. Только теперь я осознал, что адское создание говорило на английском языке…
Через пару дней наше местная провинциальная газета опубликовала короткое сообщение:
«Нью-Йорк, 18 июня. Знаменитый гангстер Майкл Байнес, или просто Майк, был казнен в тюрьме Синг-Синг на электрическом стуле. Казнь протекала при весьма драматических обстоятельствах».
Мне пришлось промчаться тридцать километров на мотоцикле, чтобы найти парижский журнал, посвятивший целый разворот драме, разыгравшейся на другой стороне Атлантики.
Смерть у Майка Байнеса оказалась не из легких. Четыре раза подряд через его тело пропускали электрический ток. Каждый раз он ревел, как безумный, чередуя жалобы, признания, ругательства и угрозы, в то время, как электроды раскалялись до красного цвета, и он начинал поджариваться, сидя на электрическом стуле.