На следующий день Амир похлопал меня по плечу — впервые за свои четырнадцать лет:
— Ребята говорят, что мой папа — просто класс!
— Ха-ха, — поставил я сына на место, — твой старик не такой уж старый, а?
И вообще — кому мешает немного шума? Что это, такая уж проблема? Об этом надо книги писать?
Борьба за мир
Вначале на мою дочь Ранану внезапно напал приступ вежливости, и она стала таскать стулья в гостиную, возвращаться и снова таскать, готовясь к семейной трапезе. Затем мой средний сын Амир поинтересовался, не надо ли вымыть автомобиль, а под конец к ним присоединилась и женушка, высказавшая мнение, что мои последние публикации просто замечательны.
— Извините, — ответил я им, — попугая мы не покупаем.
Перед моим внутренним взором давно стали мигать красные предупредительные огни. Точнее, они появились в тот самый день, когда члены моей семьи начали расписывать передо мной всеми цветами радуги замечательные способности большого попугая, только что приобретенного семейством Зелигов на международном рынке. По их рассказам выходило, что умная птица владеет иностранными языками на академическом уровне, заливается веселым смехом, как граф Дракула, да еще к тому же время от времени воспроизводит звонок будильника…
— Все так и есть, — подтвердил лично Зелиг внутреннюю информацию. Черные круги у него под глазами свидетельствовали о хроническом недосыпании. — Хотите его купить?
Я не хотел. Я подумал, что у меня и так уже есть один. То есть я совсем забыл упомянуть, что судьба недавно занесла меня и членов моей разветвленной семьи в зоомагазин старика Мазлеговича, откуда мы вышли с многообещающим ярко-зеленым талантом семейства грей африканс или что-то в этом роде.
— Мне не мешает, если он будет болтать хоть целый день, — предупредил я Мазлеговича, — но звонков в доме мне не нужно.
Продавец дал личную гарантию, что наше приобретение умеет вести себя по-человечески и будет лишь разговаривать.
— Эти, самые умные из них, как раз ненавидят шум, — объяснил продавец. — Мне рассказывал один сержант полиции, у которого был роман с моей тещей, как кто-то позвонил ему в участок и пожаловался, что в комнату зашла большая кошка.
— И ради этого надо звонить в полицию? — не понял сержант.
— Но это попугай говорит…
Продавец залился веселым смехом, затем вдруг посерьезнел и поведал мне основные правила плодотворного сотрудничества:
— У попугая подрезаны крылья, приятный голос, он очень дружелюбный, обожает, когда его чешут, любит клещей, его доверие можно приобрести путем селективного кормления. Если его не сердить, он может качаться на жердочке до ста лет. Вначале надо научить его сидеть на пальце, затем начинать уроки речи и за каждое «доброе утро» давать приз в виде целой фисташки. Источник проблем — клюв. То есть он щиплется, паразит.
— А может, паразитка?
Как выяснилось, уточнить это невозможно. У них нет этой штуки. То есть викторианская птица всеми своими органами. В неволе он не размножается, если размножается вообще. Более того, если поместить к нему в клетку подружку, он замолкает, и больше из него слова не выдавишь. Даже за банан. То есть птица от рождения холостая, пуританская, все ее желания уходят в разговоры, как у политиков.
— Если так, — заметил Амир, — то через неделю он будет приветствовать каждого нашего гостя большим шалом алейхемом!
Ребенок уселся перед массивной клеткой, протянул палец, как положено, закричал, усадил попугая и стал повторять ему первый урок:
— Скажи «Шалом!». Скажи «Шалом!». Скажи «Шалом!». Скажи «Шалом!».
Этой страницы не хватит, чтобы воспроизвести целиком весь текст. Во всяком случае, вечером юноша съел фисташки самостоятельно. Попугай в процессе марафонского урока часами смотрел на учителя остекленевшими глазами, можно сказать, с жалостью и молчал, как золотая рыбка из магазина старика Мазлеговича. Когда приходили гости, мы просто помирали со стыда. «Он сегодня не в форме», — бормотали мы, опуская глаза.
Три недели прошло под знаком ежедневных занятий Амира, пока мы не убедились, что судьба и Мазлегович подсунули нам глухонемую птичку. Мы его умоляли, профессионально чесали голову, подкупали сушеными фруктами, танцевали перед ним хула-хула — ответом нам был лишь остекленевший взгляд. Ожидаемый «шалом» был далек, как никогда.
Однажды утром, когда наконец раздался звонок от очень важного человека из-за океана и в трубке почти ничего не было слышно, за моей спиной раздалось вдруг четкое и ясное: