Вспоминаю я иногда Анатолия, и что-то под ложечкой посасывает… А ведь вроде твердо для себя решила — разбитые горшки не склеишь! И чего дурень спешил? Чего дров наломал? Но руки его под коленками моими, когда он меня с лодки подхватил, до сих пор ощущаю с каким-то трепетным волнением…
Ну, да ладно, и этого замороженного Мишу разморожу!
Он мне сегодня свой стих про раннюю весну читал. Мне кажется, что стих хороший. Но мне, честно говоря, и школьные-то стихи поперек горла… Совсем замучили своими:
"Мороз и солнце, день чудесный!.." или "Гляжу, поднимается медленно в гору…" Ну, и что об этом писать? Я никому не признаюсь, но стихи я не люблю.
Вот Флобер, Стендаль, Мопассан!.. Вот это да, это — жизнь! Тут и любовь, и страдания — все такое, от чего сердце замирает. Да и читается взахлеб!
Нет, Миша, конечно, очень парень хороший: деликатный, образованный, но уж чересчур недотёпа! Иногда ведь и обнять меня можно, и поцеловаться можно… Что же, мне и тут верховодить надо?
Но он мне нравится все больше и больше! Может, он и есть моя судьба?
Михаил. 1928, 20 апреля
Ну, вот, весна в разгаре! Солнце! Солнце! Вся хандра,
как испарилась! День сегодня был просто изумительный!
Катя сказала мне, что очень уж я грустные стихи пишу.
Но вот весна в разгаре, и на душе становится легче, дышится
вольготнее, и грустные мысли отлетают прочь. Сегодня я ей прочел вот это стихотворение.
Кончается апреля прелесть,
Весна шагнула за порог.
И по полям, от солнца прелым,
Дымится струйками парок.
Грачи по пашне гордо бродят, Себя неся, как франты фраки. И будто холод с гор доходит, Когда спускаешься в овраги.
Там рыхлый снег лежит устало. Лишь он — непрошен и заброшен, Весенней пылью запорошен…
Кругом уже весна настала!
Мы с ней сидели на моей любимой скамейке в парке, откуда далеко-далеко видна Волга. Когда я кончил читать стихи, она, поглядев на меня какими-то необычными глазами, произнесла:
— Мишенька, голубчик! Как здорово! Я прямо картинку вижу… И про грачей во фраках — здорово! Мишуня, прочитай это еще раз!
Я никак не могу привыкнуть, к тому, что она меня ласковыми именами называет. Иногда она произносит их без особого смысла — ну, идем мы разговариваем о чем-то, и эти ласковые имена как бы ничего особенного и не значат. А сегодня она еще так на меня посмотрела!
Она положила свой локоть мне на плечо, и я почувствовал тепло ее упругой груди. Я прочел стихотворение еще раз… И тут!.. Она развернула меня к себе и поцеловала меня в губы… Я крепко ее обнял, прижал к себе и ответил ей долгим-долгим поцелуем…
Я понял, что у любви есть и другая сторона — не только слияние душ, но и слияние тел. Она положила мне голову на
грудь, и мы долго-долго сидели так. Я сидел тихонько, не шевелясь, будто боялся ее спугнуть. Только держал ее крепко-крепко, как если бы кто-то хотел ее у меня отнять.
Я не знаю, сколько мы так просидели. Уже начало смеркаться. Катя опять посмотрела на меня своими светящимися глазами, улыбнулась, потянулась ко мне, и мы еще раз поцеловались. Потом мы поднялись и тихо побрели в сторону дома. Она держала меня под локоть и склонила голову мне на плечо. Такого я никогда не испытывал! Это были мгновения, ради которых стоило жить…
Я понял, что такое любовь. Это именно то состояние души, когда ты готов отдать за любимого человека все на свете. Мое сердце, моя душа ликуют оттого, что моя любимая рядом. Что может быть лучше единения помыслов, настроений и устремлений! Я люблю Катеньку, люблю ее безмерной любовью! Я счастлив…
Катерина. 1928, 20 апреля
Сегодня я решила растопить лед между нами с
Михаилом. Я уже так не могу: разговоры, разговоры, разговоры… Он специально что ли меня доводит до какого-то безумия? Сегодня опять сказал мне, что у него есть новые стихи для меня. Конечно, это приятно, что тебе пишут стихи. Вон Наташке ее Анатоль небось стихов не пишет — кишка тонка! Эх, коли можно было б Анатолия с Михаилом перемешать вместе и разлить по двум разным сосудам… Вот, наверное, вкусный напиток получился бы!
Мы с Мишей пошли вечером на его любимую скамейку в парке. Место, действительно, очень красивое. С высоты обрыва простирается вправо и влево Волга. Далеко внизу видна пристань и тот причал, где мы брали лодку с Анатолием. Люди едва видны, как муравьишки — маленькие, ничтожные…
Мы сели, я положила руку на спинку скамьи, а Миша,
будто боясь меня коснуться, сидел как статуя. Он начал читать
стихи. Голос у него красивый, читает он хорошо. Не подвывает, как волк на луну, что делают наши школьные
"поэты" на вечерах самодеятельности. Да и стихи у него несравненно лучше, на мой взгляд, — настоящие.
Прочитал мне Миша свой стих, я ему положила руку на плечо, прильнувши к его спине. Чувствую, что он весь прямо дрожит! Я попросила его прочесть стих еще раз. Он прочитал сильно волнуясь, и я поняла, что он уже мой. Я за плечи повернула его лицом к себе и поцеловала в губы. Тут он уже не смог удержаться, какой-то мешавший ему и сдерживающий его барьер в нем сломался. Он обнял меня и поцеловал меня долгим и нежным поцелуем.
О, это было нечто! Таким поцелуем меня еще никто не одаривал! Тут было все — и страсть, и нежность, и восторг!
Одним словом, растаял мой девственник! Я расслабилась и положила ему на грудь свою голову. Его грудь была, как одно большое сердце, гулко колотившееся в мое ухо. Мне было очень приятно.
Он обнял меня и держал крепко-крепко, не меняя позы.
Так мы долго сидели, молча. Мне с ним было так спокойно!..
Стало темнеть. Я подняла свою голову, посмотрела на него снизу верх, улыбнулась ему… Он нагнулся ко мне и порывисто поцеловал. Потом мы встали и побрели домой. От неподвижного сидения у меня затекли руки и ноги, поэтому теперь их приятно покалывало, когда кровь возвращалась на место.
Я, кажется, начинаю понимать, что такое любовь. Тело мое наливается каким-то неодолимым желанием, истомой. И все это рвется наружу, навстречу любимому человеку… А Мишу я начинаю любить… Он такой хороший!
ПРИТЧА О ПРОРОКЕ: Встреча с Магдалиной
… Оставив Назарет, пришел Пророк в Капернаум приморский, что на берегу моря Галилейского, и
поселился в нем. Городишко небольшой, зеленый,
проживали в нем в основном рыбаки да торговцы.
Проходя однажды близ моря, увидел Пророк двух братьев Симона и Андрея, закидывающих сети в море, ибо были они рыболовы.
— И много ли рыб выловили вы? — спросил их Пророк.
— Да не скажем, что много, но и что мало сказать не можем: по способностям нашим…
— Идите за мною и сделаю я, что вы будете ловцами
человеков.
Поразили братьев слова те, Симон уверовал незнакомцу сразу же, а Андрей последовал безгласно за
братом старшим, хотя и невдомек ему было, что значило
ловить человеков и зачем их ловить. И, оставив сети свои,
пошли они за Пророком. И нарек Пророк Симона Петром,
что значит "камень", ибо вера его была тверда.
Идя далее, увидел Пророк других двух братьев, Иакова и Иоанна, брата его, в лодке с отцом их, Зеведеем, починивающих сети свои. Призвал Пророк и этих братьев, и они тотчас, оставив лодку и отца своего, последовали за ним.