Выбрать главу

«Ты говорил, что не держишь меня», — было выведено угольным стержнем. И больше ни слова. Будто бы это было самым важным из того, что он сказал ей за всё время.

Локи со стоном потянулся за шприцем, и уже спустя минуту лежал на грязном полу, широко распахнутыми глазами глядя в потолок, на котором плясали солнечные блики. Сердце его неистово колотилось, на лбу проступил холодный пот. Дрожащими пальцами он ослабил завязки на рубахе, и замер, прижав ладонь к груди.

Внезапно ему вспомнился шёлк её волос, разметавшихся по полу и то, как она была красива в тот вечер. И он словно одурел от всех пережитых им удовольствий в этот ни на что не похожий день из всей его жизни.

А теперь она исчезла.

***

Спустя несколько часов, уже будучи нетрезвым, Локи цеплялся за деревянный подоконник, не сводя мутного взгляда с выписки из архива. Мина сняла с него кожаный жилет и теперь была занята тем, что разминала его напряженные плечи, напевая под нос что-то знакомое.

— Как оно попало к ней? — вдруг спросил Локи, подняв глаза и уставившись на бревенчатый дом лекаря. Все окна под железной ржавой крышей были темны.

— Должно быть, мэр сделал запрос, — Мина сразу поняла, о чём идёт речь. Тёплые ладони переместились на его грудь, и женщина обняла его сзади.

— Но кто отдал его Дарси? — не унимался Локи, будто бы не замечая её недвусмысленных намерений.

— Насколько я поняла, этот мальчишка — как его там? — с зарождающимся раздражением отозвалась Мина, комкая ворот его рубашки. Её ладони уже проникли под ткань и заскользили вниз.

— Йен, — Локи закрыл глаза, скривившись, словно от зубной боли. — Но как документ из архива попал к подмастерью?

Мина, тем временем добравшаяся до шнуровки на его штанах, шумно выдохнула и отстранилась.

— Откуда же мне знать? — она повысила голос, и Локи обернулся.

Несмотря на то, что он был пьян и мысли его витали исключительно вокруг внезапного отъезда Дарси, но стоило ему только взглянуть в глаза раскрасневшейся женщины, как он всё понял.

— Это ты, — поражённо выдохнул Локи, шагнув к ней навстречу. — Ты передала ей выписку.

За долю секунды на красивом лице Мины промелькнуло множество эмоций — от удивления до горячей решимости.

— Из-за тебя она уехала, — он впился пальцами в её плечи, преисполненный гневом.

— Не смей винить меня в этом, — вспыхнула Мина. — Она уехала из-за тебя. Бедная девочка всё это время ждала, что ты расскажешь ей сам. Но тебе ведь даже смотреть на неё было невыносимо.

Локи сжал пальцами подбородок женщины, заставляя смотреть на себя. Им вновь владела непонятная двойственность чувств — он хотел одновременно и ударить её, и овладеть. Зов нечистой натуры, не иначе.

— Зачем? — тяжело дыша, спросил он. — Зачем ты это сделала?

Мина, почувствовав брешь в его броне, сотканной из злости и уязвлённого самолюбия, поспешила воспользоваться этим, нежно коснувшись руки, что сжимала её подбородок.

— Она всего лишь человек, Локи, — тихо произнесла женщина. — А ты — нет. Тебе не удастся преодолеть эту пропасть, как бы ты не пытался. Твоя жизнь — не для неё.

— И для кого же? Для тебя? — злая усмешка исказила благородные черты его лица. — Ты греешь мою постель, когда я сам того пожелаю.

Мина отняла руку мужчины от своего лица и спокойным тоном ответила:

— Но теперь ты желаешь меня каждый день, не так ли? — её пальцы проворно запорхали над крючками верхнего платья, и взгляд Локи против его воли опустился ниже.

Она была права — он хотел её. Не то, чтобы Локи мечтал об этой женщине, но когда видел её, то неизменно чувствовал голод, который ей всегда удавалось утолить. До следующего вечера. Погружённые в тягостные мысли о Дарси, он и не заметил, что каждую ночь ложился в постель с одной и той же женщиной, и хотя временами Локи всё же чувствовал прилив необоснованного раздражения, глядя на неё, ему не приходило в голову прогнать Мину.

Она вскрикнула от неожиданности, когда он развернул её спиной к себе и прижал к стене, спешно задирая пышные юбки. Пламя свечи заколыхалось, и тени заплясали по комнате в безумном, неистовом хороводе вокруг них.

Он разберётся со всем, что узнал, позже. А пока…

========== Часть 9.1. Незаживающие раны ==========

Шесть месяцев спустя.

Дарси расположилась за небольшим дубовым столом неподалёку от лестницы, что вела на второй этаж, прямо напротив стены, украшенной немного потемневшей от времени, но от того не менее красивой и достаточно подробной картой Баварии, очевидно выполненной рукой искусного картографа. Спустя несколько минут рядом возникла хорошенькая расторопная девушка с деревянным подносом, и перед Дарси оказалась полная тарелка чечевицы с тушёным мясом, сырная лепёшка, горсть ягод крыжовника и большая кружка ячменного пива. Она накинулась на еду прежде, чем служанка успела пожелать ей приятного аппетита – в последний раз они с Йеном трапезничали ещё утром, по приезде в эту маленькую рыбацкую деревушку, расположенную вблизи Мюнхена.

Каша обжигала язык, и Дарси, поспешно сделав глоток пива, обвела взглядом таверну. Пока посетителей набралось немного – из соседнего помещения, скрытого за большой дубовой дверью то и дело доносились крики, громкий смех, скрип старого пола, а время от времени – возня и грохот. Сегодня, как и в остальные вечера, здесь проходили кулачные бои – пожалуй, единственное развлечение для здешних мужчин от мала до велика. Йен, её нынешний напарник, чьи руки лишь недавно перестали дрожать при виде крови, теперь проводил свободное время, наблюдая за схватками очередных раззадоренных глупцов, делая ставки и, к счастью, чаще выигрывая, нежели наоборот.

Обычно Дарси старалась окончить свою трапезу до того, как в таверну ввалятся шальные, опьянённые зрелищем и азартом мужчины, некоторые из которых обязательно попытаются заговорить с ней или даже занять место за её столом. Раньше Дарси не приходилось задумываться над тем, как избавиться от очередного назойливого поклонника или пьяницы, задумавшего облапать её между делом, потому что обычно в подобных заведениях она находилась в сопровождении мужчины весьма устрашающего вида с заткнутым за пояс револьвером. Теперь же Дарси осознала, что несмотря на свою мнимую свободу от устоев, которым неукоснительно следовало общество, она больше, чем того желала, зависела от Локи и его покровительства. Одинокая женщина в подобном заведении, да ещё в штанах – словно красная тряпка для остальных, а от Йена толку было, как от младенца на руках.

Кожаные брюки пришлось заменить на льняную юбку, в полах которой она постоянно путалась с непривычки, а корсет из тисненой кожи – на свободную рубаху и суконный жилет, под которым не было видно заткнутого за пояс револьвера. В голенище сапога она прятала стилет – первое оружие, которое доверил ей Локи спустя неделю после их знакомства. Поверхность клинка была усеяна царапинами, у рукояти сталь начала проедать ржавчина, и надёжнее было бы заменить стилет на новый, однако Дарси по-прежнему продолжала носить с собой свой «детский» клинок, словно в напоминание о том, что любая, даже самая надёжная вещь со временем приходит в негодность.

Так она думала о себе и о Локи, вспоминая мотивы своего побега из Аугсбурга. Механизм их привычной жизни был сломан и не подлежал починке. Измученная телесными страданиями, но больше – метаниями своей израненной души, Дарси ждала, ждала каждый день, затаив дыхание и с твёрдой уверенностью, что уж сегодня – сегодня-то точно! – он придёт и расскажет ей всю правду о себе, ведь, право, теперь она не представляла себе возможной всякую ложь и притворство после того, что между ними произошло.

И он приходил. Сначала каждый вечер, а иногда и рано утром, едва она успевала проснуться. Затем раз в день, ближе к ночи, неизменно под хмелем и в приподнятом настроении, в котором ей, однако, отчётливо виделись отпечатки чего-то тяжёлого и неотвратимого, нависшего над ними невидимой тенью. Она обрела неимоверную чувствительность за недели, проведённые в постели. Дарси видела, как блуждал его взгляд – где угодно, лишь бы не столкнуться с её; чувствовала жжение раздражения в его голосе, которое он не имел возможности высказать открыто, его отстранённость и страдания, скрытые под маской напускной весёлости и разговоров ни о чём. Он не говорил о них, не вспоминал той ночи и больше не просил прощения за то, что оставил её наедине со взбесившимся шерифом.