Со временем Локи стал приходить всё реже и реже. Дарси докучала Мине и старику-знахарю своими вопросами о том, как проводит день её «брат» и не старается ли он скрыть от неё что-либо, чтобы не нарушить её покоя. Но в ответ получала лишь ободряющие улыбки и повторяющиеся рассказы о том, как Локи с утра до ночи проводит время в лесах, выслеживая сбежавших ведьм. Со временем Дарси стала замечать на себе их взгляды, полные жалости и какого-то знания, что было ей неведомо. Её физические страдания окончательно сменились душевными, каждое утро она просыпалась с тяжёлым сердцем и нехорошими предчувствиями. Дарси выпала из привычного течения жизни, её окружали чужие люди, и хотя все были к ней чрезвычайно добры и внимательны, всё, что ей было действительно нужно – это присутствие Локи, его грубые шуточки, хриплый смех и тяжёлый взгляд.
Когда он, наконец, появлялся, Дарси видела, с каким трудом ему давались эти визиты. Мужчина разговаривал с ней неохотно, будто через силу, а когда их взглядам случалось пересечься, он поспешно отворачивался, словно смотреть на неё представлялось ему занятием крайне неприятным. И, несмотря на то, что Дарси стремилась оправдать его всеми возможными способами, сердце подсказывало, что мотивы Локи были продиктованы самыми низменными чувствами.
Она замечала скованность в его некогда уверенных движениях и затаённый страх в прежнем нахальном взгляде, и это лишало её покоя. У Дарси было много одиноких ночей, чтобы подумать о том, что же кроется за странностями в поведении своего напарника, а обиды, нанесённые им, наложили свой отпечаток на её размышления.
Ей всё чаще и чаще вспоминалось её пробуждение в полном одиночестве после ночи, когда Локи овладел ей, отчего впоследствии она и оказалась беззащитной перед шерифом и его свитой. Прежде у неё не вызывала вопросов его внезапная отлучка в город после того, что между ними произошло, но это было только поначалу. Чем больше Локи отдалялся от неё, тем чаще Дарси возвращалась к мотивам его поступка, который обернулся большим несчастьем для них обоих. Теперь она была уверена – Локи попросту сбежал, испугавшись последствий их внезапной близости.
Быть может, Дарси и не была нужна его любовь, разве же об этом она мечтала? Ей всего лишь хотелось, чтобы Локи навещал её почаще и злил своими гнусными шуточками. Но он попросту забыл о ней.
Дарси не терпела всех тех сожалений, что почти каждый, с кем ей приходилось пересекаться, стремился ей высказать. Когда она стала выбираться на улицу и проводить дневное время в городе, ситуация только усугубилась. Одни передавали ей через Мину тыквенные пироги и сладости, другие лично заносили подарки, вроде новых рубашек с богатой вышивкой на воротнике или самодельных гребней для волос в качестве благодарности и утешения. Но Дарси не желала этих утешений, хотя они и были продиктованы самыми светлыми чувствами. Она хотела, чтобы они все смотрели на неё, как прежде: недоверчиво, с любопытством и благоговением.
Однажды на ярмарке она столкнулась с пареньком, который вёл за руку свою младшую сестру, одну из тех девочек, кого похитили ведьмы, а позже спас Локи. Чумазый мальчишка в драной куртке принялся бормотать слова благодарности, сжимая её ладонь и упрямо всовывая очевидно только что приобретённую корзинку с ягодами. Дарси вежливо отказалась, не сводя взгляда с румяного личика девочки, что с обожанием смотрела на своего трясшегося от волнения братца.
Это задело её, на глаза навернулись слёзы. Должно быть, она также смотрела на Локи, когда он нашёл её. Дарси не доверяла этому грубоватому, извечно пребывающему в дурном расположении духа мужчине, даже боялась, но, тем не менее, следовала за ним по пятам, не в силах оторвать от него восхищённого взгляда.
К старику она вернулась, преисполненная решимости сегодня же увидеться с Локи и поговорить с ним начистоту. Урсула, младшая дочь лекаря, нагрела для неё воду и помогла залезть в большое корыто. Позже они вдвоём собрали те немногие вещи, принадлежащие ей, дабы Дарси сегодня же перенесла их обратно в свою комнату в постоялом дворе.
Когда она вновь оказалась, на улице было темно. В трактире уже собралась немало народу: кто-то играл на дудке, а кто-то неуклюже отплясывал прямо у деревянной стойки. Повсюду она натыкалась на красные, лоснящиеся лица, что ухмылялись ей. В глазах их теплился огонёк узнавания, и вскоре местные обитатели наперебой стали предлагать ей пиво и ужин, на что Дарси вежливо отвечала отказом.
Она выискивала взглядом в этой пьянствующей толпе Локи, пока хозяйка не сообщила ей, что он около получаса назад поднялся к себе. Дарси направилась следом, прижимая ладонь к спине, которая всё ещё отзывалась болью на любое резкое движение. Ей пришлось преодолеть бесконечно огромное количество ступеней прежде, чем она оказалась, наконец, в коридоре, прямо напротив двери, ведущей в их комнату.
А спустя минуту она уже неслась прочь, не обращая внимания на болезненные ощущения, сковавшие всё тело. Она словно получила удар под дых, заслышав сладострастные стоны и исступленный голос Мины, переплетающиеся с нахальным смешком Локи.
Уж этого Дарси ему простить не могла.
Подперев кулаком щёку и ковыряясь ложкой в каше, она почувствовала, как глаза непроизвольно наполнились слезами. Тогда ей казалось, что ничего ужаснее с ней уже не случится.
Уже после побега, план которого она придумала, пока возвращалась обратно в дом старика, её настигла новая беда. После очередной неудачной вылазки в лес низ её живота вдруг скрутило резкой болью, и до коморки местного целителя она добиралась, почти сложившись пополам. Йен тогда не на шутку перепугался и всё никак не мог заткнуться, то предлагая помощь, то выспрашивая у неё, что происходит, будто бы ей самой было известно, пока Дарси не рявкнула на побледневшего парнишку и не отправила выполнять какое-то пустяковое поручение.
Оказавшись там, где её никто не мог увидеть и одолеваемая смутными подозрениями, Дарси приспустила шнуровку штанов и выдохнула от облегчения. Теперь-то она точно знала, что здорова. Но только отчего же было так много крови?
Боль не отступала, отдавая в поясницу, но стала куда умереннее, а вот крови становилось всё больше. Спустя час появилась повитуха, и Дарси, несмотря на свою неопытность, ещё до осмотра каким-то женским чутьём уже поняла, что с ней произошло.
Пока знахарка давила ей на живот и вытирала кровь с ног, Дарси впервые за много дней выдохнула имя Локи, не прекращая мысленно слать на него проклятья одно страшнее другого.
– А чего ты преследуешь это дьявольское отродье, коли носишь дитя под сердцем? – ворчала повитуха, отмывая руки. – Не женская это забота.
Дарси молчала, прикрыв глаза ладонью и задыхаясь от стыда и боли. Чтобы облегчить её муки, знахарка залила кипятком листья базилика, что славился своим болеутоляющим эффектом и наказала пить травяной настой в течение нескольких дней.
Другая бы на месте Дарси оплакивала кончину своего ещё не родившегося ребёнка, а она ревела об окончательно поруганной чести. Сколько ещё раз жизнь намеревалась напомнить ей о том, какую непоправимую ошибку она совершила, отдавшись Локи? Сбежав из Аугсбурга, Дарси, сама того не ведая, всё это время носила в себе его часть. Если бы бог не забрал у неё дитя, её жизнь была бы кончена: Дарси больше не смогла бы заниматься охотой, и ей непременно пришлось занять крайне унизительное положение в какой-нибудь глуши, воспитывая в одиночку дитя, в чьих жилах текла ведьминская кровь. Могла ли она представить худший расклад для себя?