— Год-полтора? — Лотта просто задохнулась. — И как я должна обходиться это время?
— М-м… дайте-ка подумать. Вы будете жить на всём готовом, с полным гардеробом на все времена года, а мой кузен постарается к следующему лету подготовить хоть какое-то жильё в Паучьем Распадке. На что вы вообще собираетесь тратить своё содержание? А, прошу прощения, откладывать деньги на переименование владения, конечно.
— Пол, — подал вдруг голос старший Вебер, — остынь. Ты сам всё это затеял. Тебе самому захотелось носить те тряпки, что мы производим. Ты сам выбирал, где искать невесту. Не надо теперь упрекать девушку в том, что ты вытащил её из грязной лужи, отмыл и переодел в бархат.
Младший Вебер дёрнулся, но смолчал, хотя на щеках полыхнул нервный румянец. А старший продолжил:
— Не всем, знаешь ли, так везёт, как Меллерам.
— Представляю, с кем им повезло, — презрительно заметила Лотта, про себя позлорадствовав над унижением консорта. Ну, понятно же, кого могли купить себе в супруги отъевшиеся бакалейщики.
— С княгиней Ак-Даг и с Гвендолой Соколиное Гнездо, — небрежно отозвался тот.
Лотта прикусила губу. Девятеро знают, что там была за княгиня такая, но по сравнению с властителями Зеленодолья даже двадцать семь поколений баронов Медных Холмов не были чем-то выдающимся.
Однако и это не было главным ударом, потому что старший Вебер повернулся к ней и спросил:
— А скажите-ка, сира Шарлотта, вы беременны?
— Что? — Она почувствовала, как полыхнуло всё лицо и даже, кажется, уши. — Да как вы…
— Четвёртая неделя задержки, — плечами оба пожимали совершенно одинаково, что отец, что сын. — Возможно, вы просто простудились, или цикл ещё не установился, но целителю надо показаться как можно раньше.
Лотта в беспомощном негодовании хватала воздух ртом, но о ней оба Вебера словно бы забыли.
— Это, как я понимаю, тебя ничуть не заботит? — спросил старший.
Младший только махнул рукой, прочертив браслетом сверкающую дугу, и Лотта наконец поняла, что её царапнуло на церемонии: отец надел серебряные браслеты на мужчину из третьего сословия, которому старинный, но никем так и не отменённый Указ запрещал надевать на себя серебро, золото и драгоценные камни. Впрочем, её консорт мог теперь всё это носить на совершенно законных основаниях, как и дорогие ткани любого цвета.
— Первенец в любом случае для нашей семьи бесполезен, — сказал он. — Девочку я ещё постараюсь обучить хотя бы вести хозяйство, не надеясь на ворюг-управляющих. Но мальчика сира Шарлотта с детства будет кормить сказками о благородных и отважных рыцарях, так что парень рано или поздно сбежит либо на королевскую службу, либо в наёмники. Пусть уж лучше это будет отпрыск безмозглого мальчишки, чем мой сын. Вы ведь, сира, непременно под клятву у алтаря поведаете ему тайну его происхождения, верно?
— Как же я вас ненавижу, — с тоской сказала она.
— А можно узнать, за что? — благожелательным тоном, от которого ещё сильнее хотелось заорать и затопать ногами, спросил старший Вебер.
Лотта посмотрела поверх его плеча в тёмное окно. Что можно объяснить торгашам? Для них же в порядке вещей продавать своих детей в семьи таких же купчишек. И даже дети считают это правильным и нужным, как мелкий паршивец Рутгер.
Ну, только вспомни!
В дверь постучали (очень громко и требовательно постучали), Вебер неохотно крикнул: «Да!» — и в кабинет вошёл тот самый мелкий паршивец. В руке он держал стакан с какой-то мутной дрянью. От дряни остро и тревожно пахло лекарством.
— Дед! — возмущённо сказал Рутгер. — Ты не выпил сердечные капли! Вот сейчас поговорите, — он метнул на Лотту неприязненный взгляд, — с сирой Шарлоттой, и опять тебе ночью станет плохо!
Если бы такую выходку позволил себе кто-то из братьев Лотты, его бы точно высекли, лекарство там или не лекарство. Оба старших Вебера только посмеялись, заставив мальчишку возмущённо вскинуться. Вебер-самый-старший послушно выпил мутную дрянь, скривился и сказал:
— Спасибо, внучек. Что бы я без тебя делал?
— Посылал бы за лекарем втрое чаще, — буркнул тот. — Так что можете соглашаться на брак с тем парнем, у которого слабые лёгкие — он у меня живо приучится пить микстуры вовремя и дышать мятным паром перед сном.
Он забрал стакан и, всё ещё ворча, вышел. Лотта только головой покачала. Потом спохватилась, что ей о себе бы подумать, а не о наглых мальчишках. Задержки у неё случались и раньше, когда она ещё даже не целовалась с Адрианом, и эта, очередная, её не особенно беспокоила. Матушка, потащившая её после первой же на унизительный и болезненный осмотр к целительнице, после каждой следующей дотошно выспрашивала, не тошнит ли Лотту, нет ли головокружения и прочих тревожных признаков. По её словам, все девять месяцев каждой из четырёх беременностей ей просто хотелось лечь и умереть, но кто бы ей позволил? Так что Лотта накрепко увязала для себя начало беременности с неодолимой тошнотой — ей до сих пор совершенно неведомой.
Но… но что, если она покрепче матушки, и не будет у неё никакой тошноты — ни по утрам, ни в другое время? А консорт, в Бездну его живьём, потащит её к лекарям, и окажется, что его супруга, к которой он ещё и пальцем не прикасался, в самом деле беременна. «Отец меня убьёт! — с запоздалым ужасом подумала она. — Отречётся и убьёт, что бы там ткач ни болтал про ненужного Веберам наследника Паучьего Распадка. Канн милосердная, Хартемгарбес, Сармендес-отец богов! Что же делать?»
— Так вот, о вашей ненависти, сира, — неторопливо проговорил старший Вебер, проследив, чтобы внук плотно закрыл за собой дверь. — Я смотрю, ваш батюшка не делился с вами своими бедами и горестями, а они были немалыми. Я-то обязательно рассказал бы сыну или дочери, почему вынужден согласиться на подобный брак, но… не мне учить барона Николаса обращаться с собственными детьми.
Он помолчал немного, потом заговорил негромко и размеренно, словно жрец:
— Вы не задумывались, сира, почему ваши владения называются Медными Холмами? Никаких холмов там нет, только скалы на севере и северо-западе, зато есть целые горы пустой породы из карьеров и шлака из плавилен. Ваш род был не сказочно богат, но вполне состоятелен, добывая и выплавляя медь… Не надо махать на меня рукой, сира. Не сомневаюсь, что о блистательном прошлом вы наслушались досыта. Настоящее, к сожалению, далеко не так блистательно. Все по-настоящему богатые жилы были выработаны ещё при вашем прадедушке, но и оставшегося вполне хватало на жизнь. Без приёмов и балов, но и без попыток сэкономить каждый грош. Когда ваш отец принял владение у деда, в одном из карьеров рабочие вообще наткнулись на пласт отличного малахита, но увы, он быстро закончился, и сколько ни рыли вокруг во всех направлениях, больше малахита не нашли. Потратили бездну времени, сил и денег — и всё впустую. Отцу вашему настойчиво советовали обратиться к гномам за советом и помощью, сами гномы просили истощившийся карьер в аренду на пятьдесят лет, причём половину денег предлагали вперёд…
Лотта вздёрнула подбородок и отчеканила:
— Ни-ког-да! Никогда никто из баронов Медных Холмов не свяжется с нелюдью!
— Разумеется, — кивнул Вебер-старший. — «Честь, король и вера», а как же. — Лотта попыталась возмутиться тем, что всякие ремесленники имеют наглость цитировать баронский девиз, но старик всё так же негромко и размеренно продолжал: — Медь продолжали понемногу добывать, дети понемногу подрастали, и второго сына пришла пора отправлять на службу к его величеству. Послать его в отцовской, побитой в боях броне было немыслимо, и ваш отец, сира, заложил свои земли, чтобы купить вашему брату экипировку, достойную второго сына барона Медных Холмов. Вот только руды добывалось всё меньше, и была она всё беднее, а пахотных земель у вашей семьи никогда не было много — карьеры, пустая порода и шлак, помните? Да и лес порядком повывели на уголь для плавилен. Доходов переставало хватать и на жизнь, а ведь надо было вернуть те деньги, что брали под залог земель.