Теперь относительно второго мнения. Понятно, что нравственное воспитание ребенка, при котором у него слагается понятие о правде, не может состоять из наставлений, советов, выговоров, делаемых ребенку. Всего сильнее влияют на ребенка, конечно, примеры из его семейной жизни, а затем и совершенно объективное .выяснение общих положений, логически следующих из вполне знакомых ему фактов. Наиболее выгодным оказывается, если такие общие положения выводятся при систематическом преподавании, если они не связаны с частными случаями, допускающими часто сомнения в объективности выводов. При всем этом необходимы еще доверие и уважение воспитанника к преподавателю и умение последнего выводить общие положения просто, понятно и в полной логической связи. Одни же шаблонные указания и советы воспитателей и наставников обыкновенно остаются без всякого влияния, во-первых, вследствие своей случайности и поэтому недостаточной логической связи с фактическими знаниями ребенка; во-вторых, часто от недостаточной своей объективности и убедительности для ребенка, легко поддающегося внушению; в-третьих, вследствие обыкновенно допускаемых выводов, более или менее оскорбительных для ребенка и поэтому уничтожающих всякое на него влияние, и в-четвертых, от частого повторения и однообразия, действующих утомляющим образом. Кроме того, за нравственное воспитание обыкновенно берется всякий, несмотря на собственные свои недостатки и отсутствие требуемого для этого образования и опыта, а часто даже несмотря на недостаток правдивости и искренности в своих отношениях к детям и вообще к делу. Во всех подобных случаях о нравственном влиянии не может быть и речи, а напротив того, высказанные наставления и советы имеют даже неблагоприятное значение, потому что вызывают ряд рефлекторных явлений со стороны ребенка или притупляют его впечатлительность к слову наставника и этим понижают влияние и значение последнего. Во всяком случае, нравственный характер лица складывается всего позже и только при установившемся понятии о правде, когда оно настолько уже утвердилось, что является привычным регулятором при всех размышлениях и действиях человека. Этому необходимо должна предшествовать самостоятельная психическая работа, приучающая человека относиться с полным самосознанием ко всем появляющимся у него ощущениям и чувствованиям и всегда контролирующая его действия сложившимися понятиями о правде. И это самосознание, и эти понятия не могут быть усвоены путем внешних влияний, а могут составлять только результат анализа его собственных проявлений и действий.
Нравственный характер лица может развиваться, без сомнения, и на основании наблюдений, опытности и рассуждений, т. е. практическим путем, но только за счет глубины и широты понимания истины. Такое явление нередко приходится наблюдать и у молодых людей, в особенности страстно увлеченных каким-либо учением, из которого они почерпают основания как для выяснения себе истины, так и для руководства в своей практической деятельности. Но дело в том, что когда нравственный характер лица развивался под влиянием постоянной активной самостоятельной деятельности, постепенно развивающейся привычки владеть своими ощущениями и чувствованиями и систематического развития отвлеченного мышления и понятия о правде, следовательно, при возможно более широком умственном развитии и наибольшей самостоятельности в своих проявлениях, тогда, понятно, и деятельность такого лица должна быть полнее, шире и настойчивее. Сектанты же или увлеченные каким-либо учением, развивающие свой характер только на основании наблюдения и опыта, следовательно, практическим путем, никогда не будут отличаться той широтой рассуждения и деятельности, как в первом случае; их идеалы уже, они усвоены ими по выяснению или учению других, здесь, следовательно, должно быть менее самостоятельных проявлений, деятельность должна быть уже и основы менее тверды. И в том и в другом случае главным задерживающим и направляющим, или руководящим, моментом при действии лица будут усвоенные истины и понятие о правде, причем слагается объективное отношение личного «я» к нашим ощущениям, чувствованиям и стремлениям.
Таким же задерживающим моментом могут быть личные, или эгоистические, требования лица или же внешнее влияние в виде различных мер и преследований. Честолюбивый ребенок строго следит за своими действиями и в состоянии удерживать и направлять их, смотря по своим требованиям и нуждам, но все это только до тех пор, пока его личные стремления и выгоды побуждают его к этому; как скоро у него таких побудительных причин нет, он становится апатичным и маловпечатлительным. То же самое замечается во всех случаях, где нет идейных руководящих оснований, а есть только личные мотивы, являющиеся прибавочными возбудителями активных действий, даже стойких и последовательных, продолжающихся, однако же, только до удовлетворения этих прибавочных возбудителей или мотивов. Это, следовательно, только относительное проявление характера, нестойкое, ненадежное, всегда изменяющееся вместе с изменением условий деятельности и отсутствием личных реальных выгод. Здесь нельзя говорить об отношении волевых проявлений к чувствованиям, ибо собственно воли, направленной истиной, нет, а есть односторонне развитое чувствование; вся деятельность лица обусловливается желанием поддерживать и удовлетворять это чувствование. Одностороннее сильно нарастающее чувствование является в таком случае возбудителем, направляющим деятельность человека; такой реальный, или чувственный, характер складывается, следовательно, из отношения сильно развитого желания, могущего возрасти до страсти, к остальным ощущениям и чувствованиям. Этот вид мнимого характера встречается всего чаще и может настолько походить на истинный, что всеми обыкновенно и признается за истинный характер. Узнается он только в таких случаях, когда личные, эгоистические стремления не удовлетворены, оскорблены или когда нет благоприятных условий для их возбуждения. Вместо прежней силы и энергии является апатия, погоня за переменой впечатлений, и взамен неудовлетворенного чувствования или развившихся личных потребностей замечается отыскивание различных прибавочных раздражителей, как карты, вино и тому подобные возбуждающие средства. Нет большей муки, как апатия и отсутствие руководящих моментов для деятельности; понижается вся жизнедеятельность человека, и он сам порой замечает свое разложение и распадение.