Со дна неглубокого овражка, рядом с которым Всеволод устроил свои жалостливые посиделки, поднялась сумрачная тень, заволновалась дождевая лужа, зашевелился клубок пестрых палых листьев: прошлогодних бурых и нынешних — золотистых, рыжих и почти зеленых. Тень и листва каким-то непостижимым образом соединились в одно целое, и всё это для плотности изнутри наполнила черная влажная земля, поднявшаяся из лужи. Получилась фигура наподобие человеческой. Княжич наблюдал за волшебством, не мигая.
Фигура поднялась, стала неуклюже выбираться наверх по пологому склону — прямо шла к Всеволоду. У мальчишки волосы на голове дыбом встали, а сам даже пальцем пошевелить не может — от страха тело не своё.
Пока шагало, оступалось и спотыкалось, обвалялось это земляное чучело сплошь в листве, налепило на себя густую шубу, сделавшись пушистым от макушки до культей рук и столбов-ног. И при этом совсем нестрашным. Ну, почти. Когда оно с шорохом село рядом с княжичем, на расстоянии вытянутой руки, Всеволод падать без чувств, как дурная барышня, раздумал. Наоборот — жутко интересно стало, что же это такое.
— Почему ты плакал? — негромко спросило лесное чудо-юдо приятным голосом, неуверенно выговаривая слова, будто с трудом вспоминая, как надо разговаривать. — Ты потерялся? Где твой дом? Тебя проводить?
— Ты кто? — полюбопытствовал Всеволод, пытаясь за топорщащейся листвой разглядеть лицо собеседника. Ведь должны быть у этого глаза? У всех есть глаза! И рот, раз уж он говорит. — Ты хранитель леса?
Чудище помолчало, будто обдумывало его вопрос. И снова повторило:
— Ты заблудился? Помочь тебе найти дорогу домой?
— Нет! — резко ответил Всеволод. — Я здесь по делу. Мне сказали, что я могу прийти в любое время, меня будут ждать.
— Ждать? — переспросило задумчивое чудо-юдо. — Кто?
— Ты! — Рассердившийся на эти игры княжич протянул руку и ткнул в листву пальцем туда, где у людей должен быть лоб. — Я узнал твой голос, Драгомир Ярович! Ты меня не обманешь!
Листва тотчас осыпалась, улетела под слабым вечерним ветерком. Открылось красивое лицо полуэльфа, грива волнистых темных волос с прядками ярко-зеленого цвета. Драгомир смотрел на княжича широко распахнутыми глазами, тусклыми в непонимании происходящего, будто он спал наяву и недоумевал, откуда в лесу взялся этот мальчик. Осыпавшаяся листва оставила его в легкой одежде болотно-зеленого цвета — безрукавка и короткие штаны. Сделаны они были из материи, напоминающей то ли речной ил, то ли сети пауков, сложенные во множестве слоев, между которыми запутались мелкие цветки бледных незабудок, маленькие желтые листочки кленов, бурые дубов, багряные бересклетов, и прочий лесной сор. Всеволод не устоял, потыкал пальцем в невиданную ткань, она оказалась мягкая и шелковистая.
— Щекотно, — ровно сказал полульф. — Так зачем ты пришел сюда?
— Убить тебя! — отдернув руку, прямо объявил княжич.
— Как? — уточнил Драгомир.
— Вот этим кинжалом! — Всеволод воинственно достал клинок из ножен. — Я свершу месть, пронзив твое сердце!
Драгомир без лишних слов забрал у него кинжал, повертел в руках. И воткнул себе в грудь, уточнил:
— Вот так? Правильно?
Всеволод ахнул:
— Ты что?!
Из раны потекла алая кровь, Драгомир удивленно моргнул. Вытащил из себя клинок, посмотрел на сталь — тоже алая, с острого кончика капает, он подставил ладонь под эту капель, не замечая, как пропиталась пятном безрукавка. Лизнул ладонь:
— Соленая, ржавчиной отдает.
— Я думал, у тебя внутри земля и грязь, — заметил княжич. Рассудил: если уж самому полуэльфу не больно, так что ему переживать за врага?
— Разве у тебя внутри земля и грязь? — снова удивился Драгомир.
Всеволод помотал головой:
— Нет! Я же человек.
— Тогда почему у меня должно быть иначе? Моя мать была человеком. Мой второй отец тоже был, когда-то, пока не сделался некромантом… — Голос его сошел на бормотание, он глубоко задумался, погрузившись в медленно всплывающие в сознании воспоминания.
Всеволод не мешал думать. Вернул кинжал себе, принялся ревниво оттирать кровь с клинка листьями и пучками травы.
Сумерки окутали рощу, но вокруг было довольно светло из-за крупных светлячков, гирляндами рассевшихся на ближайших кустах.
— Прости, ты не сможешь убить меня, — понял Драгомир, поднял на княжича виноватые глаза. — Я бессмертен. Простой человек вроде тебя не в силах причинить мне вред.
— Это мы еще посмотрим, — проворчал Всеволод.
— Если хочешь попробовать снова, приходи в следующее полнолуние, — пригласил его Драгомир.
— Почему именно в полнолуние? — загорелся мальчишка, вообразив, что сейчас услышит важный секрет.
— При полной луне здесь будет очень красиво, — пояснил полуэльф, улыбнулся. — Тебе обязательно понравится.
— Ладно, — насупился княжич, обманутый в ожиданиях. — Приду, если ты дашь мне еще раз попробовать тебя убить.
— Если ты хочешь, — пожал плечами Драгомир.
— Я должен тебе отомстить! Ведь ты убил моего отца! — вспылил Всеволод.
Драгомир промолчал.
Над верхушками деревьев мелькнула тень.
— Руун?.. — встрепенулся полуэльф.
— Змей Горыныч?! — охнул княжич, мигом спрятался за спину Драгомира. Оттуда опасливо выглянул, присмотрелся внимательнее: нет, обознался в сумерках. У приземлившегося неподалеку дракона была только одна голова, а не три, как у ящера из былин.
Заметив рядом мальчишку, Марр не стал оборачиваться человеком. Сложил по-птичьи крылья на спине, проскакал галопом, ломая кусты на пути, рыча от радости:
«Меня просили отыскать одного потеряшку, а я нашел сразу двоих?! Вот теперь не обидно за потраченное время, что тут кружил и высматривал до головокружения!»
— Чо это он? — испугался громогласного драконьего рыка княжич, ухватился руками за безрукавку поднявшегося с земли полуэльфа. — Бежим, сожрет ведь, не подавится!
Но Драгомир не слушал, и мальчишке пришлось отцепить пальцы.
Мир пошел навстречу дракону, побежал — кинулся на шею, обнял.
«Я ждал тебя, хозяин», — Руун уткнулся мордой в лоб Драгомира, осторожно потерся, чтобы не поранить шипами и рогами.
— Я тоже скучал, — смущенно признался Мир. Придумал: — Отнесешь мальчика в город?
«А ты не исчезнешь опять, пока я буду летать туда-обратно?» — с подозрительностью фыркнул дракон.
— Нет, не исчезну, обещаю, — улыбнулся Мир.
Марр вдруг отстранился, попятился в кусты. Всё потому, что к Драгомиру нёсся на радужных крыльях осчастливленный долгожданной встречей, брызжущий крупными слезами Яр. На подлете он сбросил образ крошки-феи, чтобы сильно-сильно обнять любимого сына, как следует прижать его к своей груди, где сердце разрывалось весь этот невыносимо долгий месяц разлуки.
— Папка! — всхлипнул Мир. — Прости меня!
— Сокровище мое! Мирош! Наконец-то! Тридцать пять дней! Какая радость! Нет, это ты меня прости, что не уберег тебя! — то ли смеялся навзрыд, то ли рыдал сквозь смех счастливый отец.
Княжича, завистливо заглядевшегося на бурную встречу родителя и сына, подобравшийся из-за кустов дракон толкнул мордой в плечо:
«Садись скорей, домой отвезу, пока я добрый! Может, тогда тебя пожалеют и не станут пороть.»
— А не сожрешь по дороге? — опасливо проворчал Всеволод.
Но на загривок к дракону забрался шустро, не дожидаясь повторного приглашения, ибо когда еще выпадет такой случай? Будет о чем рассказать приятелям, и пусть теперь пацаны попробуют сказать, что ему похвастать нечем, кроме родословной!
Они взмыли ввысь, где всё еще сверкали отблески ушедшего за горизонт солнца — под купол пронзительно-бирюзового неба, под фиолетовые облака с каймой закатного золота.
Жаль, лететь пришлось недолго. Всеволод не знал, куда жадно смотреть в первую очередь: вниз, на раскинувшийся под ними простор земли, вдаль, куда убегали ленты рек, или на стремительно приближающийся город, с высоты выглядевший точно игрушечным.