• признан судом безвестно отсутствующим; признан судом недееспособным;
• осужден за совершение преступления к лишению свободы на срок свыше трех лет.
В этом случае другой супруг, желая расторгнуть брак, независимо ни от каких причин идет в ЗАГС, пишет там заявление, и с этого момента брак считается расторгнутым.
Как расторгнуть брак, если есть взаимное согласие супругов?
Все рассмотренные выше случаи расторжения брака были вызваны, так сказать, внешними обстоятельствами. Теперь нам следует рассказать об условиях расторжения брака по взаимному согласию супругов.
Еще в начале прошлого века законодательство дореволюционной России не допускало разводов по взаимному согласию супругов даже при их полной бездетности. Конечно, в вопросе о допустимости или недопустимости развода большую роль играют соображения об интересах другого супруга и судьбе детей, но в данном случае и те и другие соображения отпадают: детей нет, а супруги сами желают прекратить брачный союз. И тем не менее закон им этого не позволял. Почему? Вот что, например, писалось об этом в литературе того периода: «При разводе вследствие взаимного согласия выступает в качестве внешнего основания развода исключительно произвол супругов. Вследствие этого возникает опасность, что в населении именно этот произвол будет считаться истинным основанием развода, и уважение к браку, представление о нем как о некотором учреждении, стоящем выше воли супругов и служащем высшим объективным целям, будет подорвано». Таким образом, брачный союз должен продолжаться даже не для осуществления этих «высших объективных целей», которые стали уже, как о том свидетельствует обоюдное желание супругов разойтись, недостижимы, а лишь для того, чтобы в народе не возникло нежелательного для государства представления о браке. И вот во имя этих «предупредительно-воспитательных» целей супруги должны принудительно влачить опостылевшее супружеское сожительство или же придумывать средства обойти закон, создать видимость какой-либо из законных причин для получения развода.
Не слишком ли беспощадно такое выражение воли государства по поводу брака? Конечно, брак служит не только низменным, но и высшим целям человеческого существования, конечно, он имеет огромное значение в этом смысле и для государства, но не следует забывать того, что таковым он может быть лишь до тех пор, пока является союзом свободным, пока не превращается в принудительное учреждение. В противном случае из очага нравственного порядка он перерождается в очаг нравственной заразы. Превращая брак в клетку, в которую можно свободно войти, но которая тотчас же наглухо запирается, придавая ему характер внешней принудительности, государство тем самым в высокой степени извращает ту обстановку, которая необходима для подлинного развития нравственной стороны брачного союза.
Принуждая супругов вопреки их общему желанию продолжать брачное сожительство, государство не возвеличивает, а уничтожает идею брака и вследствие этого вступает в резкий конфликт с развитой личной нравственностью. Для лиц с тонкой нравственной организацией брачное сожительство без встречной любви со стороны другого супруга невыносимо, и если государство тем не менее будет предписывать продолжать это невыносимое сожительство, оно совершает жесточайшее нравственное насилие над личностью. До поры до времени этому насилию подчиняются, но неизбежно наступит момент, когда личность ему решительно воспротивится.
Конечно, для государства брачный союз важен и как учреждение, создающее и воспитывающее потомство; но и эта социальная функция брака может быть только результатом доброго желания самих супругов. Однако при отсутствии детей даже эта социальная функция отпадает. Быть может, брак следует все же сохранить в ожидании возможных в будущем детей? Но тогда супруги вправе сказать государству: мы не машина для производства потомства, не забывай и о нашей собственной человеческой личности.
Последовательным логическим выводом из такого «государственного» представления о браке была бы только его полная нерасторжимость. Если же государство допускает развод в тех случаях, когда внутренняя сущность брака разрушена, если оно признает, что внутренне мертвый брак не может служить высшим нравственным целям, то недопущение развода по взаимному согласию супругов является логическим противоречием. И, как мы видели, это противоречие объяснялось опасением, как бы в народе не возникла мысль о том, что воля супругов может иметь в этом вопросе какое-нибудь значение. Аргумент, свидетельствующий о чрезвычайно наивном представлении о народе. Мы думаем, напротив, что чем отчетливее выяснится перед народным сознанием такая позиция государства, тем скорее она будет осуждена.
Теперь посмотрим, в какой степени стеснение свободы разводов оправдывается интересами другого супруга, причем для большей наглядности предположим снова случай бездетности.
Что говорит против расторжения брака не только при взаимном согласии обоих супругов, но даже и в случае решительного желания одного из них? Может ли государство принудительно создать другому надлежащее, достойное этому имени брачное сожительство, может ли оно вдохнуть в брачную связь ее сотлевшую душу? Не только души, но даже и внешности брака оно восстановить не может (было, правда, время, когда государство путем насильственного привода водворяло жену в дом мужа). Таким образом, муж может уйти от жены, жена от мужа, и право не берет на себя восстановления даже такой формы супружеского сожительства. Что же остается? Только некоторая юридическая связь между разошедшимися супругами, некоторая тяжелая цепь, которая, как каторжные наручники, тянется затем за обоими супругами всю жизнь. Для чего и для кого она нужна? Ни для кого: ее единственное значение может заключаться только в том, что ни тот, ни другой из супругов не может вступить в новый брак. Но сторона, неповинная в расхождении, страдает от этого без вины; сторона, пожелавшая уйти, страдает как бы в отместку. Однако едва ли такая отместка достойна культурного законодательства, едва ли превращение в пожизненное наказание способно возвысить идею брака. Искупаются ли все возникающие в этих случаях страдания абстрактным сохранением идеи брака как некоторого не зависящего от интересов конкретных лиц «нравственного порядка»? Мы думаем, что нет. Как бы ни дорога была для государства прочность семейного союза, оно должно признать, что эта прочность не может быть создана принуждением, что она может явиться только результатом добровольной деятельности самих заинтересованных лиц. Улучшая условия общественной жизни, устраняя разнообразные социальные причины, влияющие разрушающим образом на крепость брачных связей, государство сделает неизмеримо больше для оздоровления семейного строя, чем упорным провозглашением нерасторжимости брака. К тому же чем далее, тем более такое провозглашение делается простой декларацией и фикцией: закон считает существующим то, чего в действительности уже давно нет. Конечно, в случае прекращения брака по одностороннему решению одного из супругов другой имеет право требовать постановления его в такое имущественное положение, в каком он находился бы при браке, – имеет право требовать соответствующего содержания и т. д.; но и только. Дальше этих вопросов имущественного характера государству в этой области делать нечего.
Наконец, возьмем и тот случай, когда есть дети. Действительно ли принудительное продолжение брака соответствует интересам детей? И в этом позволительно усомниться. Если естественное чувство любви к детям оказывается бессильным, чтобы удержать родителей от разрыва, то, думается, что и здесь принудительные меры ничему не помогут. Думается, что мирная жизнь с одним из родителей все же здоровее для душевного развития детей, чем пребывание с обоими, но в атмосфере постоянной холодности, раздражения, а может быть, и крайне тяжелых сцен. Кто знает, какие мучительные конфликты могут возникнуть в душе ребенка, невольного свидетеля всяческих столкновений между отцом и матерью? Кто может учесть их влияние на все миросозерцание, на всю психологию формирующейся души? Во всяком случае и здесь что может сделать государство для восстановления нормального семейного строя? Может ли оно переделать душу супруга, утратившего супружескую привязанность? Может ли оно даже вернуть его физически в семью, если он ее оставит? Ни то, ни другое: семья все равно будет фактически разрушена, оставив после себя только ту же юридическую цепь, о которой только что было сказано. Нужна ли она детям? Очевидно, нет. Старое зло останется неисправленным, к нему прибавится только новое. Единственное, что доступно здесь праву, это только установление материального обеспечения для оставленной семьи.