Сушко невольно вздрогнул — давненько никто не беспокоил его утром в выходной. Галочкина «богема» в такое время еще спала мертвым сном, что касается его знакомых, то они после развала конструкторского бюро, казалось, вычеркнули телефон Михаила Никитича из своих записных книжек…
На секунду в его сердце затеплилась легкая надежда: может, звонит Гриша?
Осторожно, словно боясь спугнуть удачу, он взял трубку:
— Алло?
— Михаил Никитич, это Георгий Иванов. Мне очень надо с вами поговорить.
Сушко был разочарован и удивлен. Что понадобилось от него ивановскому ублюдку? О чем они могут говорить? Однако ни интонацией, ни голосом он не выдал свои чувства:
— Гоша! Рад вас слышать! Как дела?
— Спасибо, Михаил Никитич, хорошо. И не без вашей помощи…
— Спасибо на добром слове… Чем могу быть полезен?
Гоша замялся, и это насторожило Сушко. Неожиданно ему вспомнилась каверза, которую два месяца назад в пылу гнева он устроил академику и его сыну. По позвоночнику Михаила Никитича пробежала холодная дрожь. Неужели сын Александра Николаевича докопался до истины, узнал, что его оклеветали перед отцом, и теперь пришел требовать возмездия?
— Что случилось, Георгий? — спросил он, стараясь ничем не выдать своей тревоги.
Ему показалось, что голос Гоши хриплый.
— Михаил Никитич, вы помните наш разговор о моем брате?
Сушко испугался. Теперь он был уверен в том, что Иванов-младший явился требовать справедливости, и единственное, что утешало в этой ситуации, так это то, что их с Гошей разделяли километры телефонного провода.
— Конечно, помню, — выдавил он из себя, мысленно готовясь к катастрофе. К его удивлению, следующие слова Гоши прозвучали вполне мирно.
— Михаил Никитич, — доверчиво сказал он, — у меня беда. Неизвестно почему отец решил, что деньги из его кабинета тогда взял я. Вот я и подумал спросить у вас… Вернее, уточнить… В общем, простите меня за дурацкий вопрос… но вы точно звонили ему тогда по поводу Егора?
Поняв, что Гоша ничего еще не знает, Сушко блаженно расслабился:
— Георгий, ну как можно! Конечно же, я звонил тогда вашему отцу.
— И… что он сказал?
— Он прекрасно меня понял и обещал не слишком ругать Егора.
— Не понимаю. Сегодня он обвинил в краже меня. С чего он взял, что это я виноват?
— Гоша, поверьте, Александр Николаевич совершенно точно знает, что вы не виноваты, — Михаил Никитич врал теперь так самозабвенно, что сам почти верил собственной брехне.
— Но… — Гоша опять надолго задумался, — тогда я вообще ничего не понимаю, зачем было обвинять меня?
Сушко поспешил объяснить:
— Ну, этому может быть миллион причин. Может, он хотел вас подразнить или понаблюдать за вашей реакцией, а может, и спровоцировать на какую-то откровенность…
— Не слишком ли жестоко?
— Гоша, вы полагаете, что империю, подобную той, что создал Александр Николаевич, можно сделать в белых перчатках?
— Но я ведь его сын!
— Старые волки вовсе не стремятся уступать место молодым.
— Не считает же он своим соперником меня?
Сушко выразительно промолчал, как бы давая сделать вывод самому собеседнику…
Гоша его прекрасно понял:
— Михаил Никитич, но это просто смешно! Я в империи отца никто, пустое место! Там тысячи сотрудников, десятки блестящих конструкторов, два зама, наконец!
Сушко выразительно хмыкнул:
— Гоша, замы Александра Николаевича, как вы прекрасно знаете, к проектам не имеют никакого отношения. Среди остальных сотрудников есть хорошие конструкторы и хорошие организаторы, но нет никого, кто бы совмещал в себе все эти качества. Да Александр Николаевич и не допустил бы в свой огород такого человека. Так что вы совершенно зря себя недооцениваете…
Гоша окончательно скис:
— Все так серьезно?
— Знаете, Гоша… Может, мне и не следует вам это говорить, отношения отца и сына — слишком тонкий вопрос… Но вы мне всегда нравились, и потом, вы достаточно умны, чтобы сделать правильные выводы из того, о чем я вам скажу… Хоть я сейчас и занимаю небольшой пост, меня по старой памяти иногда приглашают на серьезные, если так можно выразиться, банкеты. Вот, например, два дня назад на одном из них министр изволил пошутить над вашим отцом, мол, стар стал Иванов, пора молодежи дорогу уступать… Тем более что сын недавно защитил блестящую диссертацию, которая по уровню тянет на докторскую.
— И что сказал отец?
— Дай Бог, чтобы я ошибался, но, похоже, вашему отцу этот разговор совсем не понравился. Наверное, он не понял шутки. Я слышал, как после этого он разговаривал с вашим заведующим кафедрой. Ну, с этим субъектом, похожим на престарелого Пушкина?