В завещании соответствует шариату выделение третьей части наследства на духовные цели. Но Шамсетдин сюда же включает возможные светские свои долги (эдэмләр хакы, аманаттар), что противоречит шариату. В русле шариатных статей также выделение имущества жены; это одновременно соответствовало и обычаям, широко распространенным у многих народов Евразии. По шариату, Шамсетдин не должен был распределять оставшиеся 2/3 наследства: каждому полагалась строго определенная доля; По завещанию все трое получили примерно равное имущество, хотя, по шариату, доля жены должна быть значительно меньше, чем у сыновей. Несколько больше кажется доля Нугмана, который, по-видимому, является младшим сыном Шамсетдина: он назван вторым после Сабита, ему поручено исполнять волю отца и т.д.
О некоторых обстоятельствах, не отраженных в завещании, можно только строить догадки. Похоже, что дочь Гайша замужем: иначе Нугману вменялось бы в обязанность выдать ее зацуж, устроить свадьбу и справить приданое. Неясно, женаты ли сыновья, живут ли они вместе или раздельно в момент составления завещания. Ничего не говорится о том, какой скот остается во владении наследников. Судя по контексту, перечисленными в завещании телкой, кобылицей и светло-пестрой коровой едва ли ограничивалось поголовье скота в хозяйстве Шамсетдина и его сыновей. Вероятнее допустить, что скот был поделен заранее и находился в раздельном владении сыновей и жены Шамсетдина. На такую мысль наталкивает просьба Шамсетдина к наследникам угостить бедных, зарезав барана (можно читать и "баранов" - "куй бугаҙлап"). Еще одна деталь: Шамсетдин пишет, что он распределяет лично ему принадлежащее имущество (кэнду уҙемнөн мәжмуги малларым). И общий достаток семьи говорит о том, что в хозяйстве Шамсетдина и его сыновей было еще определенное количество рабочего и мясо-молочного скота.
Как бы ни было, завещание раскрывает перед нами картину смешения и сложного переплетения норм шариата и народного обычая. Сам факт волевого распределения основной части имущества между наследниками свидетельствует о том, как далеко ушло башкирское общество (даже в части духовенства) от прямого и слепого соблюдения норм мусульманского права. К концу XIX - началу XX в. наследование по завещанию, видимо, само стало традицией. Представители поколения людей этого времени всюду говорят, что завещание главы семьи, оставленное у местного муллы или дома, выполнялось беспрекословно, и в таких случаях могли быть разные вариации в распределении открывшегося наследства. Кроме письменного, соблюдалось также и устное завещание, если даже оно было высказано без свидетелей. Идти вопреки воле покойного считалось тяжким грехом перед людьми и богом. Разногласия, споры возникали, главным образом, в тех случаях, когда покойный не оставлял завещания или сталкивались, как уже говорилось, интересны родни жены и родни мужа. Тогда в раздел наследства вмешивались или мулла, или органы власти. В случаях полюбовного раздела наследства в основном следовали народному обычаю.
Необходимо отметить, что в практике наследования у башкир почти не было разграничения наследников на асибов и фарзгаров. Следы такого разделения можно усмотреть лишь в термине, применявшемся для обозначения башкир-вотчинников. Их именовали асаба в отличие от припущен-ников - типтар, этэмбай. Закреплению за термином такого значения, невидимому, способствовало то обстоятельство, что право на вотчинное владение землей в башкирских волостях передавалось по наследству, главным образом по мужской линии, т.е. по линии асибов. Асаба означало, таким образом, "потомственный владелец земли" и вполне соответствовало русскому слову "вотчинник". Мы сделали оговорку "главным образом" потому, что передача наследственных прав на вотчинную землю, вероятно, не всегда шла исключительно по мужской линии, об этом имеются некоторые письменные и устные свидетельства, относящиеся к более раннему времени.
Подводя итоги, необходимо отметить, что наследование и раздел имущества у башкир в XIX и начале XX в. развивались не по линии возрастания роли шариата в этой важной области имущественных отношений. К этому времени в башкирском обществе сложилось вполне устоявшееся выборочное отношение к шариатным статьям, в результате которого были отобраны лишь некоторые шариатные принципы, вполне соответствовавшие духу дореволюционного быта(неравноправие женщины, предпочтение ближайшим прямым наследникам и т.д.), а сложная разветвленная система родственников была отвергнута. К ней, очевидно, прибегали лишь в редких случаях, когда раздел наследства совершали муллы.