Значит, придется что-нибудь скумекать - так, чтобы было безопасно и без осечки. Он вновь подумал: а не отказаться ли от этого "почетного" поручения? Нет, нельзя. Веревка прав: этим он подпишет себе приговор.
Услышал, как в соседней комнате зашаркала шлепанцами мать, стукнула дверью и остановилась в проеме двери, сосредоточенно и как-то встревоженно посмотрела на сына и так же, как и он - это у них было родовое, - подергала губами:
- Не узнаю я тебя, сын!
- Я и сам себя, ма, не узнаю, - хрипловатым, совершенно взрослым голосом отозвался Жига, приподнял одно плечо - жест был и вопросительный и недоумевающий одновременно, - вздохнул слишком громко - не сумел удержаться.
Если же достать автомат, то тогда проблем вообще не будет - автомат кого угодно переорет и что угодно обгонит, даже английский "ягуар". Но если ему не дадут винтовку, то автомат не дадут тем более. Жига поскреб пальцами висок: что же делать, что делать...
Для начала надо было разведать места, где лучше подстеречь капитана, и уж потом, выбрав точку, танцевать дальше. Жига вздохнул, остановил взгляд на пустом проеме двери - мать исчезла. Жига вновь подергал губами, сглотнул слюну и пошел спать: утро вечера мудренее.
Он установил, что капитан любит ходить в одно уютное тихое кафе недалеко от "Макдоналдса", расположенного на Тверской улице, - у него там директор был приятелем, а девочка, сидевшая за кассовым аппаратом, любимой подстилкой. В этом кафе капитан бывал регулярно, выпивал две кружки светлого бочкового пива "Балтика" номер три, съедал традиционные шпикачки, поджаренные на медленном огне, запивал съеденное ещё одной кружкой пива и исчезал, прихватив с собою кассиршу.
Это было первое место, которое любил продажный капитан, вторым же любимым местом была баня. Он приезжал в бывшую олимпийскую деревню, в один из спортивных комплексов. Там для спортсменов построили первоклассные парилки с циркулирующими и прочими душами, сбивающими со всякого огрузневшего человека лишний жир, с бассейнами и специальными приспособлениями, на которых можно основательно размять косточки.
Капитан обычно снимал себе отдельный номер, как правило, старался взять номер побольше, приезжал со своей кассиршей и выходил из него, выполнив программу целиком - ровно через три часа. Создавалось впечатление, что у капитана в его ментовке не было никакой работы и время свое он посвящал лишь двум увлечениям - пиву и бане.
"Нет на этого мента Нины Порфирьевны, - Жига усмехнулся, - она бы живо обучила его тому, как подлинный властелин России должен трескать пюре из свеклы и намазывать горчицу на хлеб". Удивился тому, что в голове стали рождаться какие-то сложные фразы, да и мысли, которых раньше не было. "Чего-то там сдвинулось в извилинах, - Жига снова вздохнул, спичкой почистил ногти, - как бы котелок от напряжения не накренился..."
И все-таки где лучше взять мента в оборот - в кафешке, где он любит перемигиваться с кассиршей, или в бане, где он её раскладывает, будто цыпленка-табака на сковородке?
Домашнего адреса капитана Жиге не дали, словно бы его и не было, словно бы этот поганый мент, будто бабочка, перелетал с цветка на цветок и тем довольствовался.
Жига опять вздохнул. Что-то муторно ему было. Он никак не мог найти ответа на вопрос "где лучше"? На следующее утро он поехал в кафе, оглядел подступы к нему, потом, небрежно посвистывая, сунул руки в карманы на манер Гавроша и вошел в кафе. Одного взгляда ему оказалось достаточно, чтобы понять: здесь он может попасть в ловушку. Ему легко закупорят выход.
Кухонька в кафе была небольшая, она просматривалась насквозь прямо из зала, - просто крохотная кухонька, окно зарешечено, окно в подсобке также зарешечено, дверь, которая обычно из кухни выходит во двор, здесь отсутствовала.
В углу стоял музыкальный автомат, из двух круглых, подвешенных к потолку динамиков лилась тихая грустная музыка. Жига усмехнулся: ну, прямо к случаю похоронный марш!
Из кухни выдвинулся толстый человек с пухлыми влажными губами. Директор. По-нынешнему - хозяин. Вытер руки о брюки.
- Чего тебе, пацан?
Жига молча развернулся и вышел из темного, маленького, пахнущего табаком зала. Места в зале действительно было в обрез. Стены обтянуты тканью, посетители курят много, а ткань охотно вбирает в себя табачный дым. И держит его долго, цепко. Даже если кафе переместится отсюда куда-нибудь, а здесь расположится аптека, стены все равно будут пахнуть табаком и запахом марганцовки и йода пропитаются нескоро.
Жига вышел за дверь, невозмутимо засвистел. Хозяин проводил его взглядом, хмыкнул и вновь вытер руки о брюки, ковырнул пальцем в зубах, прикидывая, чей это может быть пацаненок, откуда взялся, но так ни к чему не пришел и вновь скрылся на кухне.
А Жига сел в метро и поехал на станцию "Юго-Западная", откуда в бывшую олимпийскую деревню ходили автобусы.
Спортивная цитадель, в которой когда-то тренировались чемпионы, устроила его больше, чем кафе. В огромных темных залах олимпийского комплекса было, во-первых, проще затеряться, а во-вторых, тут можно придумать что-нибудь хитренькое... этакое... в духе лучших американских боевиков.
Жига решил остановиться на олимпийском комплексе. Способов убрать капитана можно придумать много. Можно подсоединить ток к бассейну, в который поганый мент обязательно полезет, когда вынырнет из парилки блаженная прохлада бассейна станет для него вечной. Можно подпереть дверь и зажарить капитана в парилке - за три часа он превратится в курицу-гриль вместе со своей зазнобой, можно сварить его в кипятке - в общем, способов полно, но все они... - Жига поморщился, ощутил внутри нервный, обжигающий холод, повел шеей из стороны в сторону, освобождаясь от чего-то, стиснувшего ему горло... - но все эти способы - американские. А если с капитаном поступить по-русски, пулю в лоб и дело с концом?
Поразмышляв ещё некоторое время, Жига съел мороженое, купленное в буфете, и поехал домой. По дороге пришел к окончательному выводу: с капитаном надо разделаться по-русски. По-простому. Чтобы он потом не снился.
Тем временем на Черного неожиданно вышел капитан, тот самый. Фамилия его была Касьянец. Он внезапно появился в маленьком кабинете охранной фирмы, где Черный работал консультантом, закрыл за собою дверь и застыл в выжидательной позе, заняв собою едва ли не все пространство кабинета. Черный внимательно оглядел капитана, все понял, спокойно, без всякого сожаления о том, что может произойти, прикинул: кто из них выстрелит первым, он или капитан?
Капитан должен был выдернуть пистолет из подмышечной кобуры либо из кармана пиджака, Черный - из стола... Получалось, что Черный имеет все шансы сработать быстрее. А с другой стороны, вдруг пистолет спрятан у капитана в рукаве?
- Ну? - спросил капитан лениво, перекатив языком дорогую сигарету из одного угла рта в другой. - Мне все известно...
Черный доброжелательно улыбнулся: раз капитан произнес эту фразу значит, не будет хвататься за пистолет, ему выгодно, чтобы Черный был живым, а не мертвым. Ведь лицензия на отстрел капитана выдана исполнителю именно Черным, значит, только Черный может её отменить. Ибо никто, кроме Черного, не знает фамилии и клички исполнителя.
- Ну и что из этого? - спокойно и благожелательно спросил Черный. Заказ отменить не могу, он оплачен.
- Заказ отменить придется, я его перекупаю. - На красноватом лице капитана птицей взметнулась одна бровь, застыла, выгнувшись, будто подкова. Касьянец помял рукою губы и спросил Черного в упор: - Сколько?
Когда задают вопрос "сколько?", значит, за ценой стоять не будут, и Черный неопределенно двинул плечом:
- Много!
- Я не спрашиваю, много или мало, я спрашиваю: сколько?
Если капитан своими деньгами перебьет заказ, который на него сделан, то исполнитель для Черного будет потерян: со способным мальцом, так лихо убравшим несколько человек, придется распрощаться.
Впрочем, судьба сопливого киллера Черного не волновала: Веревка приведет еще. Их много, этих детей перестройки. Пусть киллеры из нового набора будут менее изобретательны и менее хладнокровны, чем этот сопляк, но все равно они могут оказаться лучше взрослых капризных бойцов. В этом Черный, после эксперимента, проведенного с Жигой, был уверен твердо. Вообще-то, если честно, он не ожидал от сопливого киллера такой результативности, но потом понял, в чем дело: всякому мальцу, прикоснувшемуся к оружию, кажется, что он стал взрослым, и малец начинает мыслить по-взрослому. Отсюда и изобретательность, и хладнокровие, и четкость в исполнении.