И Великий Маспи поведал о вторжении корсиканцев. Он возвышенным слогом описал свое удивление при виде убийц, угрожавших его домашним (о собственном позорном падении Элуа, конечно, умолчал), с большим лиризмом остановился на угрозах и оскорблениях, несколько преувеличив наглость Салисето, с гневом рассказал о пощечине и с глубокой обидой - об унижении Селестины.
Перрин Адоль снова не выдержала.
- Да я бы проглотила его живьем, этого Бастелику! - крикнула она.
Элуа, словно не заметив, что его перебили, подвел итог:
- Теперь вы все знаете. И я спрашиваю: что мы будем делать?
В гостиной надолго воцарилось молчание.
- А что, по-твоему, мы можем? - поинтересовался Фонтан.
- Объявить войну Корсиканцу и его банде!
- В нашем-то возрасте?
- Когда затронута честь, это не имеет значения.
И снова наступила тишина.
- Ты еще забыл сказать нам, с чего вдруг Корсиканец явился сюда? рискнул задать вопрос Этуван.
Но хозяин дома явно предпочитал не слишком распространяться на эту тему.
- Салисето обвиняет меня, будто это я донес Пишранду, что он замешан в убийстве итальянца из Старого Порта!
- А это неправда?
Подобный вопрос - хуже всякого оскорбления.
- Что? И ты смеешь...
- Ну... когда твой сын служит в полиции...
Фонтан с трудом удержал Элуа, рвавшегося наказать обидчика.
- Отпусти меня, Доминик! Я вобью ему эти слова обратно в глотку!
- Да успокойся же, Маспи! На что это похоже? Такие давние друзья, и вдруг...
Однако едва Элуа немного успокоился, Двойной Глаз встал.
- Маспи, я тебе очень сочувствую, но скажу откровенно: твои дела с корсиканцами меня не касаются... Всякому своя рубашка ближе к телу. А у меня - ничего общего с Салисето и его парнями... Мы просто игнорируем друг друга. И на старости лет мне бы не хотелось ввязываться в ненужные приключения... Так что - привет...
И он в ледяном молчании покинул дом Маспи.
- Если кто-то еще придерживается того же мнения, то может отправиться следом! - презрительно бросил Элуа, не вставая со стула.
Немного поколебавшись, Шивр жалобно пробормотал:
- Попробуй же понять, Маспи... Этот Тони - слишком крепкий орешек для меня, и...
- Убирайся!
Крохобор быстренько исчез за дверью. А Элуа с горечью рассмеялся:
- И это - друзья...
Фонтан в очередной раз попробовал его урезонить:
- Попытайся же войти в положение, Элуа. Мы больше не в состоянии бороться с Салисето. Остается лишь надеяться, что он оставит нас в покое... Стоит мне поссориться с ним, и весь мой мелкий бизнес полетит к чертям...
- Прощай, Фонтан...
- Но...
- Прощай, Фонтан!
- Ладно... раз ты так к этому относишься, пусть будет по-твоему, не стану настаивать. Ты идешь, Доло?
"Иди Первым" на мгновение замялся, с видом побитой собаки поглядел на Маспи, но все же ушел вместе с Фонтаном Богачом, ибо тот по старой дружбе покупал все, что Доло удавалось раздобыть тем или иным путем.
Оставшись наедине с Адолями, Великий Маспи бессильно развел руками:
- Ну вот... воображаешь, будто тебе помогут... будто в случае тяжкого удара не останешься один... - и пожалуйста! Трусы! Жалкие трусы!
Перрин вскочила, дрожа от гнева.
- Мы оба, и Дьедоннэ, и я, остаемся с вами!
- Тем более что того итальянца пырнули ножом, а это очень похоже на Салисето, Бастелику или Боканьяно! - добавил ее муж.
Маспи взял за руки Дьедоннэ и Перрин.
- Спасибо... Но я буду сражаться один. Не позднее чем завтра я пойду к Корсиканцу, и мы объяснимся с ним по-мужски. А если я не вернусь, вы, друзья мои, не оставите этих несчастных...
Сцена выглядела так трогательно, что Элуа заплакал. Селестина последовала его примеру, за ней - бабушка и, наконец, Дьедоннэ. И вскоре рыдали все, кроме Перрин и деда - те принадлежали к более крепкой породе.
Проводив Адолей, Маспи вернулся в гостиную. У него опускались руки. Подумать только, Элуа надеялся сыграть возвращение с Эльбы, а получил Ватерлоо...
- Элуа... ты и впрямь собрался идти к Корсиканцу? - с тревогой спросила Селестина.
Маспи недоверчиво уставился на жену.
- Ты хочешь послать меня на верную смерть? Вот уж не ожидал от тебя! Признайся лучше сразу, что тебе не терпится стать вдовой!
- Но ведь ты сам только что...
- Ну, это, скорее, фигура красноречия, и вообще я устал от твоих расспросов! Какое тебе дело, как я собираюсь поступить?!! К тому же наша семья обесчещена не сегодня, а когда твой сынок пошел работать в полицию! Да, тот день и стал позором, истинным позором нашей семьи!
Маспи так разволновался, что жене пришлось готовить ему на ночь липовый отвар.
* * *
В кабинете Пишранда все три инспектора пытались заставить Бастелику признаться в убийстве Томазо Ланчано и ограблении. Но Антуан не впервые имел дело с полицией и крепко стоял на своем. Все обвинения он отвергал упрямо, но так спокойно, что невольно производил на допросчиков сильное впечатление.
- Насчет ювелирной лавки - согласен... Мне следовало прикончить того типа... Ладно, минутная слабость... - с кем не бывает! И, надо думать, она дорого мне обойдется! Добродетель никому еще не приносила пользы, инспектор. И потом, я сделал еще одну глупость... Что за кретинизм - совать морду к самому свету?.. Даже новичок справился бы лучше... В моем ремесле стоит чуть-чуть промахнуться - готово дело! И доказательство - перед вами. Остается только надеяться, что друзья меня не забудут, пока я отсижу свое, как паинька.
- Ну, дружочек, выйдешь ты очень не скоро!
- Кто знает? А насчет макарони, которого вы пытаетесь на меня взвалить, глухо дело! Я его в глаза не видел и даже не слышал о нем...
- Ты что, издеваешься надо мной?
- Нет. Я узнал о существовании этого типа, только когда он уже умер, если можно так выразиться... И, послушайте, инспектор... Допустим, я шлепнул бы парня и отобрал у него на целый миллион всякой всячины... Неужто вы думаете, я стал бы терять время на какую-то жалкую ювелирную лавку? Очень надо пачкаться за несколько кусков, когда у тебя и так набиты карманы? Вы меня совсем за дурака держите? Нет, сдается мне, эта история с итальяшкой чистая случайность... Тут наверняка работал не профессионал, потому-то никто не знает!
Пишранд почти поверил, что Бастелика говорит правду, во всяком случае, в рассуждениях бандита была несомненная логика. После удачной операции преступник не станет сразу же снова искушать судьбу, рискуя все потерять из-за сравнительно ничтожной прибыли.